Известно, когда идет война - льется кровь, после войны - льются чернила. В бою чаще всего гибнут лучшие, потому что не прячутся за спины ребят.
А оставшиеся в живых тыловики превращаются в героев благодаря словоблудию и искажению фактов.
Примером тому командующий Красной Армией Нижнего Амура Яков Иванович Тряпицын, о деятельности которого писали как большевики, так и их противники. Разумеется, подача материала, у авторов по разные стороны баррикад, была одинаково тенденциозной...
Победа партизан над белогвардейцами и японцами, кровавая провокация интервентов, поджог Николаевска-на-Амуре - в центре этих событий значится фамилия Тряпицына.
Яков Тряпицын из партизанского отряда в 19 человек смог довести численность Красной Армии Нижнего Амура до нескольких тысяч, сформированных в пять полков, армия имела артиллерию, катера и пароходы. Он уничтожал японцев в Николаевске-на-Амуре и белогвардейцев от Хабаровска до Сахалина.
Когда был вынужден оставить Николаевск, эвакуировал население в таежные районы, а порт и город сжег, чтобы японцы не могли организовать около устья Амура военно-морскую базу.
Этого человека яростно чернили: японцы - за то, что он опозорил «непобедимую» императорскую армию, белые - за то, что уничтожил их вооруженные силы на Нижнем Амуре и восстановил Советскую власть, а большевики обвиняли его в анархизме... Так кто же он: герой или бандит?
Яков Иванович (1898 г. рождения), был из семьи ремесленника-кожевника из Устюга Великого. Высокого роста, хорошо сложен, привлекательной внешности, с серьезным лицом и серыми пронзительными глазами, мягкой, располагающей улыбкой.
Среди сверстников отличался решительностью и бесстрашием.
Во время Первой мировой войны вольноопределяющимся пошел на фронт, был произведен в прапорщики. Награжден двумя Георгиевскими крестами.
В октябре 1917-го Кексгольмский лейб-гвардейский полк, в котором служил Тряпицын, выступил на стороне большевиков, потом Яков вступил в Красную гвардию и принимал участие в подавлении Самарского мятежа.
В 1918 г. Тряпицын арестован белыми в Иркутске. После побега из тюрьмы он пробрался в Приморье, где вошел бойцом в отряд Шевченко. Из-за разногласий в вопросах партизанского движения он с небольшим отрядом перешел в район Имана, где действовал самостоятельно.
Летом 1919 г. около тридцати человек под командованием Тряпицына участвовали в боях возле железнодорожных станций Кругликово и Верино.
На стороне партизан
В 2 часа ночи 10 ноября 1919 г. отряд Тряпицына выступил из села Вятского. Так начался поход вниз по Амуру, с целью освобождения Николаевска-на-Амуре.
О подвигах Тряпицына кое-что известно. Однажды, чтобы избежать кровопролития (или ради авторитета среди партизан?), он отправился в распоряжение белых для переговоров.
Появление командующего партизанского движения оказало на солдат сильное психологическое воздействие. Тряпицын передал им письма и рождественские подарки от родственников.
Между тем, число партизан достигло полутора тысяч. Отдельные отряды свели в два полка. Одним стал командовать Бузин-Бич, другим Наумов-Медведь.
Создали вспомогательные части: связи, снабжения, медико-санитарную и транспортную. Вводилась жесткая воинская дисциплина. Всюду, где прошли партизаны, восстанавливалась Советская власть.
В Николаевске среди белогвардейцев возникла растерянность и паника. Начальнику гарнизона Медведеву удалось сколотить отряд лишь в 250 человек.
Вся надежда была на японцев. Майор Исикава, командовавший японскими войсками в городе, решил встретить партизан на подступах, но не успел. Уже к 20 января 1920 г. партизаны окружили Николаевск. Насколько известно, партизаны послали в город парламентеров...
Они не вернулись, этим японцы и белогвардейцы поставили себя вне закона.
Убедившись, что город не будет сдан без боя, партизаны для начала овладели крепостью Чныррах, прикрывавшей Николаевск с моря, а 29 февраля 1920 г. вошли в город. Японцы тут же вспомнили про декларацию генерал-лейтенанта Сирамидзу о соблюдении японской армии нейтралитета.
Власть перешла к Советам. Однако в ночь с 11 на 12 марта 1920 г. японцы предательски напали на части Красной Армии. Окружив штаб, они подожгли ракетами здание и открыли по нему ружейно-пулеметную стрельбу.
На улицах вели огонь по казармам. Тряпицын был дважды ранен, просил товарищей пристрелить его, но в итоге он был спасен.
Бои в городе продолжались еще три дня, а после победы над японцами жизнь в Николаевске пошла своим чередом. Тряпицын стал командующим Охотским фронтом. Приказ о назначении (№ 66 от 22 апреля 1920 г.) на такую высокую должность подписал главнокомандующий Народно-Революционной армией Эйхе.
Николаевск сожгли
Тем временем японцы, разгромив революционные вооруженные силы в Приморье и Хабаровске, готовились с началом навигации направить канонерские лодки и крейсеры для занятия Николаевска.
Кроме того, был высажен десант на Сахалине и в Де-Кастри. Николаевцы начали готовиться к обороне. (Об этом роман Я.Л.Ловича [наст. фамилия Дейч] «Враги», переиздан в 2007 г.).
Автор рассказывает, как на северном фарватере амурского лимана красные затопили баржи, груженные камнями, около с.Софийского поставили подводные мины, а в устье реки Амгунь около Тырского утеса - артбатареи.
Но поняв, что город не удержать, 10 апреля 1920 г. решили произвести эвакуацию в Керби (ныне пос. им. Полины Осипенко) за полтысячи километров от Николаевска, в самую глубь тайги.
30 мая 1920 г. эвакуацию города завершили, и в ночь на 1 июня Николаевск запылал... (Подробнее - в книге В.И.Юзефова «Годы и друзья старого Николаевска: Сборник очерков и новелл о Николаевске-на-Амуре», издан в 2005 г.).
Гражданское население и раненые были доставлены в Керби пароходами. Бойцы весь путь проделали пешком. Вот как описывает этот путь в книге «Волочаевка без легенд» (1999 г. изд.) Григорий Лёвкин:
«Участник этого похода Трушенко вспоминал, что шли, огибая озера Чля и Орель, в направлении на Кульчи («Якутское собрание»). Шли по марям, вязли во мхах и воде выше колена. Продукты кончились.
Проводники бежали. Член Ревштаба и Исполкома Перегудов и братья Чупрынины нашли в тайге спрятанную муку, это в определенной степени спасло группу от голода. Тряпицын с небольшой группой ушел вперед, чтобы попытаться достичь жилых мест и решить вопрос с продовольствием.
В это время молодой партизан Михаил Ларич и один латыш разделили на всех вьюк с неприкосновенным запасом шоколада, заявив, что Тряпицын не вернется. Но Яков Иванович возвратился, узнав о съеденном «НЗ», потребовал к себе виновных.
Латыш сбежал в тайгу, понимая, чем может закончиться этот вызов, а Ларич предстал перед командиром. Тряпицын приказал его расстрелять, но никто этого делать не захотел. Тогда в присутствии всего отряда и штаба Тряпицын лично застрелил Ларича...»
Измотанные до предела люди только на 21-й день вышли к Амгуни в районе Красного Яра, у Херпучинских приисков. Тряпицын с кавалеристами отправился в Благовещенск за продовольствием, предварительно организовав оборону.
Однако бывшие белогвардейцы, стоявшие в его отряде на командных должностях, стали саботировать приказы Тряпицына. Мятеж поднял взвод сахалинцев, потребовав отрядного собрания и принятия безотлагательных мер, так как по Амгуни шел террор, расстреливали людей...
В общем, на скором собрании было решено выступить против Тряпицына.
Арест должна была произвести специальная группа из семи человек. Они прибыли на пароход «Амгунец», часовому показали пакет с сургучными печатями, и пока он его рассматривал, прошли к каюте Тряпицына. Постучали, Яков спокойно открыл дверь.
И увидел направленные на него револьверы. Прозвучало заявление, что он арестован. Тряпицын принял сообщение с усмешкой: «Это мне не впервой. Кто поднял бунт? Довольно шутки шутить!»
Просто убить командующего мятежники не посмели, поэтому организовали суд, который вошел в историю под названием «Суд 103-х». Он состоялся 7 июля 1920 г. в поселки Керби, расстрельное решение приняли простым голосованием толпы. А после этого, суд вдруг разбежался, и пришлось дважды созывать военные трибуналы.
Боевая подруга Якова Тряпицына - Нина Лебедева-Кияшко (начальник штаба Красной Армии) была расстреляна вместе с ним на четвертом месяце беременности.
Позже, после исполнения приговора, в Никольске-Уссурийском на партийной конференции Тряпицыну утвердили приговор на расстрел: «За измену Советской власти...»
Подготовил Константин Пронякин
Сергей Бунтман ― Добрейшей всем день! Что-то у нас свистит. Это наушниками свистит здесь? Прошу не свистеть в зале суда. Придется всех вывести отсюда. Мы не будем выводить отсюда ни чат, ни авторов смсок и прочих сообщений. Светлана Ростовцева, вот она теперь вот… вот как товарищ Сталин на московских процессах смотрит через окошко, как все тут происходит. Вот. И мы с вами сейчас начинаем наш суровый процесс и суд над красным командиром Яковом Тряпицыным, вот уничтожившим город Николаевск. Это ДВР. Такое вот образование ДВР, которое было. Ну, ладно, начнем, пожалуй.
Алексей Кузнецов ― Добрый день! Да. Значит, вы выбрали из предложенных активистами нашей группы в «Фейбуке», выбрали это дело. Ну, я надеюсь что не пожалеете, хотя дело совершенно жуткое. Мне пришлось читать довольно много всяких воспоминаний людей, которые это пережили. Дело в том, что практически сразу после этой истории уже в 22-23-м году в эмиграции и на Дальнем Востоке, и в Европе, те, кто до нее добрался, появляются различного рода воспоминания, собираются эти воспоминания в сборники. У Куприна, скажем, есть рецензия на один из таких сборников. И, ну, совершенно жуткие там подробности. В общем, всё это мне очень напомнило те мои подростковые годы, когда я читал сборники материалов нюрнбергского процесса вот о зверствах фашистов и их пособников. Вот очень, очень все это напоминает. Но начать хочется с города Николаевска. Он основан как Николаевский пост, первоначально всего 6 казаков там находилось, во время экспедиции ещё даже не генерала… не адмирала, будущего адмирала Невельского, замечательного исследователи Дальнего Востока, и довольно быстро поскольку место, выбранное для этого поста, оказалось удачным в очень многих, значит, направлениях из… и значениях, то довольно быстро на месте вот этого поста возникает город Николаевск, ну, названный так в честь на тот момент царствовавшего естественно Николая Павловича. Проходит 40 лет, и вот как описывает, значит, один из проезжавших через Николаевск, его тогдашнее состояние. «5 июля 1890 года я прибыл на пароходе в город Николаевск, один из самых восточных пунктов нашего отечества. Амур здесь очень широк, до моря осталось только 27 верст; место величественное и красивое, но воспоминания о прошлом этого края, рассказы спутников о лютой зиме и о не менее лютых местных нравах, близость каторги и самый вид заброшенного, вымирающего города совершенно отнимают охоту любоваться пейзажем.
Николаевск был основан не так давно, в 50-м, известным Геннадием Невельским, и это едва ли не единственное светлое место в истории города. В пятидесятые и шестидесятые годы, когда по Амуру, не щадя солдат, арестантов и переселенцев, насаждали культуру, в Николаевске имели свое пребывание чиновники, управлявшие краем, наезжало сюда много всяких русских и иностранных авантюристов, селились поселенцы, прельщаемые необычайным изобилием рыбы и зверя, по-видимому, город не был чужд человеческих интересов, так как был даже случай, что один заезжий ученый нашел нужным и возможным прочесть здесь в клубе публичную лекцию. Теперь же почти половина домов покинута своими хозяевами, полуразрушена, и темные окна без рам глядят на вас, как глазные впадины черепа. Обыватели ведут сонную, пьяную жизнь и вообще живут впроголодь, чем бог послал. Пробавляются поставками рыбы на Сахалин, золотым хищничеством, эксплуатацией инородцев, продажей понтов, - пантов на самом деле, но у автора написано через «о», - то есть оленьих рогов, из которых китайцы приготовляют возбудительные пилюли. На пути от Хабаровки до Николаевска мне приходилось встречать немало контрабандистов; здесь они не скрывают своей профессии. Один из них, показывавший мне золотой песок и пару понтов, сказал мне с гордостью: «И мой отец был контрабандист!» Эксплуатация инородцев, кроме обычного спаивания, одурачения и т. п., выражается иногда в оригинальной форме. Так, николаевский купец Иванов, ныне покойный, каждое лето ездил на Сахалин и брал там с гиляков дань, а неисправных плательщиков истязал и вешал». Ну, гиляки – это нивхи, это коренное население…
С. Бунтман ― Да, да.
А. Кузнецов ― … Сахалина. Я прочитал не только потому, что это Антон Павлович Чехов, я думаю, что многие узнали: 1-я глава «Острова Сахалин», но и потому, что на самом деле вот эти нравы, описанные Чеховым за 30 лет до тех событий, о которых мы сегодня говорим, они, в общем, имеют большое значение для понимания того, что там произошло, потому что состав населения через 30 лет во многом будет такой же. Это уголовники, осевшие после сахалинской каторги на материке. Это люди самых сомнительных профессий. И нравы. Нравы действительно очень и очень жестокие там были и до революции тоже. Надо сказать, что истории города Николаевска, она такими… по такой синусоиде: то рассвет, то закат, то рассвет, то закатаю И Чехову не повезло попасть туда в период, вот который он описывает, период очередного запустения, связанного с тем, что Николаевск лишился своего административного статуса, а нового не приобрёл. Ну, вот, значит, как раз вскоре после того, как Чехов проехал, начинается очередной подъем в Николаевске, связанный с тем, что начинается практически промышленными масштабами вестись золотодобыча. И он превращается в такую вот столицу российской Аляски, если угодно, и к моменту революции это крупный город с населением около 15 тысяч жителей.
С. Бунтман ― Ну, это всегда Золотая лихорадка, она приносит…
А. Кузнецов ― Конечно, конечно.
С. Бунтман ― … расцвет, но не приносит смягчение нравов.
А. Кузнецов ― Смягчения нравов никакого, хотя в далекой перспективе, может быть, что-то и произошло бы, потому что за эти годы строятся учебные заведения, строятся какие-то другие такие вполне себе мирные… То есть город, что называется, цивилизуется и очеловечивается. Ну, а дальше гражданская война на Дальнем Востоке. Гражданская война партизанская. В 18-м году в ходе общей интервенции на Дальнем Востоке появляются японцы. А затем в 20-м году принимается вот это вот достаточно спорное и далеко не всеми принятое решение создать на Дальнем Востоке красный буфер, вот эту самую Дальневосточную республику, которая формально совершенно отдельное образование – да? – и которое не имеет вроде…
С. Бунтман ― Оно себя оправдало.
А. Кузнецов ― … с точки зрения…
С. Бунтман ― Для большевиков.
А. Кузнецов ― Да, для большевиков, конечно, с точки зрения стратегии и тактики большевиков этот красный буфер себя оправдал. И когда он себя оправдал, то был ликвидирован соответственно позже. То есть это формально демократическое государство, без четко выраженного какого-то вот так вот партийного руководства, потому что в руководстве ДВР есть и большевики, есть и анархисты, есть и беспартийные, есть и представители каких-то либеральных организаций. А к этому времени на Дальнем Востоке вовсю идет партизанская война, которую ведут красные партизанские отряды. И люди постарше, наверное, в школе на уроках пения пели вот эту дальневосточную партизанскую – да? – «По долинам и по взгорьям», которая вовсе даже в…
С. Бунтман ― Ну, да. Она выросла из дроздовского марша.
А. Кузнецов ― Да, в девичестве дроздовский марш.
С. Бунтман ― Да, в девичестве дроздовский. Да.
А.Кузнецов: История города Николаевска, она по такой синусоиде: то рассвет, то закат, то рассвет
А. Кузнецов ― Да. Ну, а тут мы-то пели естественно: шли, значит…
С. Бунтман ― По долинам и по взгорьям.
А. Кузнецов ― Да, да. Приамурских партизан. И вот эти самые отряды приамурских партизан представляют собой партизанскую такую вот вольницу. Они сходятся, расходятся, сливаются, разливаются, раскалываются на несколько, потом из этих осколков иногда вырастают свои отдельные крупные отряды. У каждого такого отряда свой трибунал, своя контрразведка. И каждый такой отряд живет естественно грабежом местного населения, потому что больше ему жить нечем.
С. Бунтман ― Конечно. Да.
А. Кузнецов ― А дальше начинается попытка из этих отрядов собрать некое подобие регулярной армии, которую предпринимает первый военный министр Дальневосточной республики… Мы все помним 2-го Василия Константиновича Блюхера хорошо.
С. Бунтман ― Да.
А. Кузнецов ― А первым, значит, военным министром был Генрих Христофорович Эйхе, брат гораздо более известного…
С. Бунтман ― Роберта Эйхе.
А. Кузнецов ― Роберта Эйхе. Да.
С. Бунтман ― Он двоюродный.
А. Кузнецов ― Двоюродный, двоюродный. Да. Они не… не родные братья. Вот. И вот Генрих Эйхе в частности пытается сплотить вот эти вот отряды, нарезать им, как говорится, зоны ответственности. И вот одним из таких отрядов командует Яков Иванович Тряпицын, личность совершенно феерическая. Значит, совсем ещё молодой человек. Ему 23 года в 20-м году, но у него уже за плечами достаточно бурная биография. Он в свое время с отличием окончил 4-классное городское училище. Но там, видимо, возможности семейные финансовые не позволяли, он становится рабочим. Он работает на железной дороге, по-моему, помощником машиниста он работает. Затем начинается в 14-м году Первая мировая, в 16-м он попадает в армию. Поскольку он имеет незаконченное среднее образование, и вообще, видимо, человек способный, юркий и сообразительный, его посылают учиться в школу прапорщиков. 16-й год – чудовищная нехватка офицеров, особенно младших…
С. Бунтман ― Школа прапорщиков военного времени, да?
А. Кузнецов ― Да. Это 3 месяца, как правило. В Брусиловском прорыве гибнут эти вот прапорщики, подпоручики. Да и на других участках фронта гибнут. И вот фронт пытается таким образом восполнить запас младших офицеров за счет выдвижения вот таких вот хоть немножко образованных, энергичных, способных молодых солдат. Значит, дальше он попадает… Он с первых дней, что называется, оказывается в Красной Армии. Дальше он там с войсками Комуча сражается в районе Самары. В конечном итоге его заносит на Дальний Восток на подпольную работу. Там всякие приключения. И из тюрьмы ему удается бежать. Он прибивается к партизанскому отряду сначала рядовым бойцом, потом там становится одним из командиров, уходит, взяв с собой часть бойцов, поссорившись с командиром. Вообще он обладал, видимо, достаточно склочным характером, потому что минимум дважды за короткое время он уходит из партизанского отряда, забрав с собой своих людей, поссорившись. Второй раз это будет со знаменитым в последствии Сергеем Лазо. Он полается и от него уйдет. Вот. Так вот, значит, вокруг Тряпицына собирается такая вот очень разношерстная компания. Собственно в этом смысле любой дальневосточной партизанский отряд собой представляет вот такую вот разношерстную компанию, где есть и идейные люди, и случайно прибившиеся, и уголовники самого разного разбора. То, что произойдет потом, будет иметь в советское время официально вполне негативную оценку. Вот для того, чтобы понимать официальную позицию советской историографии по этому поводу я зачитаю отрывочек из более, чем официозного издания. Это пятитомные история гражданской войны в СССР. Том 5-й, 60-го года издания. Вот что там говорится: «Одним из проявлений анархизма являются действия Тряпицына, возглавлявшего партизанские отряды в Низовьях Амура, и его штаба. Тряпицын отказался признать директиву о создании на Дальнем Востоке буферного государства, - чистая правда. Ему идея ДВР совершенно не нравилась. - Во время перехода отряда из Николаевска-на-Амуре, захваченного японцами, в мае 1920 года, в Амурскую область, Тряпицын и особенно его ближайшие помощники производили аресты и расстрелы мирных жителей, партизан, в том числе коммунистов. Тряпицын и члены его штаба были арестованы и по приговору суда расстреляны». Оказывается в 50 – тире – 70-е годы на Дальнем Востоке среди местных историков-краеведов велась борьба за реабилитацию Тряпицына, но, так сказать, официальные всякие органы на этой борьбе ставили жирный крест, хотя вот, например, что Генрих Христофорович Эйхе, доживший до этих годов, он умер, по-моему, в 68-м, естественно, что он пережил и лагеря, понятное дело, и так далее. Вот что он пишет местному историку, сотруднику Хабаровского, по-моему, краеведческого музея Прибылову в 63-м году: «Дело» Тряпицына сложно не только потому, что его запутали тогдашние «деятели» Приморья и Приамурья, а сделали они это, как мне думается, больше всего по недомыслию. Я не питаю больших надежд, что, если вы с другими товарищами напишите еще одно письмо, - вопрос тут же разрешен и притом в том духе, как это предполагаете вы. «Николаевский инцидент» имел в то время серьезное значение, выходящее за пределы буферной ДВР. По целому ряду объективных и субъективных причин вокруг Тряпицына и его действий образовался такой невероятно запутанный, противоречивый клубок мнений, суждений и даже документов, что разобраться в нем надо еще много времени и много трудов». Это совершенно справедливо. Действительно…
С. Бунтман ― Справедливо, но туманно.
А.Кузнецов: По ряду причин вокруг Тряпицына и его действий образовался невероятно запутанный клубок мнений
А. Кузнецов ― Туманно, но дело в том, что Эйхе прекрасно понимал, есть официальная позиция. Официальная позиция: Тряпицын и его подручные – анархисты. Они вот в том числе и большевиков убивали, а не только представителей там бывших эксплуатирова… эксплуататорских классов…
С. Бунтман ― Эксплуататорских классов.
А. Кузнецов ― … там японцев и так далее. Вот. Значит, а самое главное вот, что ставили Тряпицыну в вину задним числом, уже расстрелянному, дело в том, что уничтожение города Николаевска и уничтожение там и мирных жителей, и японских военнопленных в конечном итоге было использовано японцами в 20-м году как повод для оккупации северной части Сахалина и вообще для восстановления своего военного присутствия на Дальнем Востоке. Что же, собственно говоря, произошло? Значит, в январе 20-го года в город Николаевск, представляющий собой, ну, в общем, фактическую столицу тех самых краев – Приамурья и нижнего Амура подходит отряд Тряпицына, большое на тот момент войсковое соединение. Значит, Тряпицыну удастся создать к весне 20-го года в своём вот этом вот районе, где действует… Ну, он это называл дивизией. И по организационной структуре действительно дивизия – 5 полков. Но по численности личного состава – это скорее нормальный такой, хороший полного кадрового состава полк, около 2-х тысяч человек у него было штыков в основном, сабель было немного. И… Ну, у него была своя артиллерия, была своя медчасть, были свои собственные тылы и уж, конечно, трибунал, контрразведка и заградотряд. Как Вы понимаете, вся основная сволочь именно там довольно быстро… туда и отфильтровалась. Значит, в это время в городе находятся незначительные силы белых, около 300 человек. Там находится незначительный отряд японцев во главе с майором Исикава, порядка 350 человек, и находится некоторое количество мирных жителей-японцев, которые там находятся, ну, потому что всякие там бизнес-интересы и так далее. Там не только японцы, там и китайцы, и корейцы есть. Кого там только нет. Значит, Тряпицын начинает штурмовать город, и в конечном итоге когда удастся захватить крепость Чныррах – это крепость, которая прикрывает город со стороны моря, а это доминирующая высота, туда соответственно, так сказать, артиллерию затаскивают, ну, и город по сути защищать больше невозможно. Тут майор Исикава вспоминает, что в свое время был отдан приказ японским воинским начальством о том, что мы здесь не участвуем в сваре русских, мы представляем интересы императора, мы нейтральные. И майор Исикава сразу говорит: «Так. Вот указания, которые у меня есть. Мы нейтральные. Пожалуйста, дайте нам гарантии, что вы нас трогать не будете». И Тряпицын радостно эти гарантии дает. После чего город по сути без особенных проблем уже берут. Японцев действительно не трогают, но начинается совершенно жуткое преследование белых, особенно, конечно, офицеров вот из этого небольшого отряда, и вообще всех, кто не вписывается в концепцию пролетарского государства. Да? Я не буду зачитывать, я мог бы это сделать, отрывки из воспоминаний тех, кто это пережил. Поверьте мне, что это делается масштабно. То есть за отдельные дни бывает, что убивают около 100 людей. Это только то, что подсчитано. И совершенно зверскими, изуверскими способами это происходит. Причём среди гибнущих есть и женщины, и дети. То есть идет такая вот тотальная зачистка. А и Исикава, наблюдая всё это, в какой-то момент понимает, что договоренности договоренностями, но следующие будут они, а уйти ему некуда, потому что Амур скован льдом, и пролив скован льдом, и бросить мирных жителей он тоже не может. Он понимает, что либо надо мученически ждать пока, значит, тебя предопределят к закланию, либо надо попытаться что-то сделать. И в середине марта, в ночь с 11 на 12 марта японцы пытаются поднять мятеж и использовать фактор внезапности. И в первые дни им это более или менее удается. Они, в общем, ну, определяют, так сказать, ситуацию и владеют инициативой, и Тряпицын тяжело ранен. И даже есть вот свидетельство, что он просил там товарищ его пристрелить, но вот они не стали этого делать, и погибли или ранены некоторые другие руководители тряпицынского отряда. Но тут приходит, значит, из глубины, из материка приходит один из полков тряпицынской дивизии во главе с командиром полка Будриным, и тому удается взять ситуацию под свой контроль. Японцы побиты, разбиты. И около 170 человек из них захвачены в плен. А дальше к весне, когда постепенно начинается ледоход, и становится понятно, что вот-вот, собственно говоря, и пролив откроется, и, значит, Амур уже вскрывается, Тряпицын, который за это время много чего успел наворотить, он понимает, что японцы скорее всего придут, и принимает решение эвакуировать часть населения из города, а оставшуюся часть населения и город просто-напросто уничтожить, чтобы он не достался захватчикам. Вот, собственно говоря, о его намерениях прямой текст, его можно сказать текст: «Всем органам власти на Дальнем Востоке и Российской Федеративной Советской Республики. Говорит радиостанция RNL из Николаевска-на-Амуре. 1 июня 1920 год. Товарищи! В последний раз говорим с вами. Оставляем город и крепость, взрываем радиостанцию и уходим в тайгу. Все население города и района эвакуировано. Деревни по всему побережью моря и в низовье Амура сожжены. Город и крепость разрушены до основания, крупные здания взорваны. Все, что нельзя было эвакуировать и что могло быть использовано японцами, нами уничтожено и сожжено. Командующий округом Тряпицын и начальником штаба Лебедева».
С. Бунтман ― Мы прервемся на 5 минут и потом это жуткое дело будем разбирать.
С. Бунтман ― Ну, что же? Мы продолжаем это дело, дело уничтожения города Николаевска. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман, Светлана Ростовцева. Мы продолжаем. Всё-таки я не понимаю мотивов вот такого вот рьяности, вот такой…
А. Кузнецов ― Ну, вот вообще Тряпицын – один из этих якобинцев таких вот типичных, которые считают, что если народ не соответствует революционным идеалам, то этот народ надо привести в соответствие путем, так сказать, пропалывания грядки, как бы это ужасно не звучало. Ну, и плюс он будет на суде говорить о том, что уничтожение города имело военный смысл. Вот собственно эта радиограмма, которую я перед перерывом начал зачитывать, вот ее последняя фраза: «На месте города и крепости остались одни дымящиеся развалины, и враг наш, придя сюда, найдет только груды пепла». Ну, не только. Враг нашел еще горы трупов, которые просто плыли по реке и которые лежали на пожарище и так далее. Значит, та часть мирного населения, которая была взята с собой, была пароходами отправлена вверх по Амгуне. Всё это в конечном итоге будет происходить в селе… У меня вылетело сейчас из головы, я извиняюсь, так бывает, историческое его название. А сейчас это село имени Полины Осипенко. Его в 39-м году так назвали, когда Осипенко погибла. Дело в том, что вот этот легендарный перелет Гризодубовой, Осипенко и Расковой, он заканчивался в тех краях. Они же там на вынужденную посадку пошли. Они проскочили Комсомольск, где они должны были… И в результате у них там уже топлива не хватало. В общем, сейчас село имени Полины Осипенко, крупное село. И вот туда эвакуированы пароходами мирные жители, а военные идут берегом сначала Амура, потом Амгуни. Очень трудный переход. И в ходе этого перехода зреет заговор. Это не первый заговор против Тряпицына и его банды. Это 2-й как минимум, потому что 1-й попытается организовать вот торт спаситель по сути Тряпицына, командир полка Будрин. Но Тряпицын, так сказать, его опередит, и Будрин и его сторонники будут схвачены и расстреляны тогда же, когда будут расстреляны японские военнопленные и многие мирные жители, в том числе и некоторые бойцы тряпицынского отряда, и не только будринцы, но и те кто там на гауптвахте находился. Ну, не на гауптвахте, гауптвахты не было. Я имею в виду в тюрьме как на гауптвахте за всякие нарушения. Ну, и в конечном итоге бывший начальник местной милиции Иван Тихонович Андреев вместе с группой единомышленников, он по прибытии в конечный пункт Тряпицына и его окружение просто-напросто арестовывает. Всё обошлось, что называется, без единого выстрела, и принимается решение его судить. Сейчас историки, исследующие этот вопрос, спорят о том, действовал ли Андреев, что называется, на свой страх и риск, или есть версия, что он выполнял негласное указание из Хабаровска, так сказать, коммунистического руководства, которое от этой одиозный фигуры хотело таким вот образом избавиться. В любом случае иногда апологеты Тряпицына пишут: вот его схватили, устроили комедию суда, там чуть ли не, так сказать, толпа выкриками его приговорила к расстрелу. Ничего подобного. Был изображён суд. Изображён достаточно тщательно. Сейчас я буду его протоколы цитировать. Протоколы велись достаточно добросовестно. Другое дело, что это был суд революционный. Вот говорят: «Там не было защитника». Но дело в том, что в это время вообще, так сказать, с защитой не очень. Но как мы с вами увидим, было и предварительное следствие, и даже некое подобие прений сторон. Сторон не было. Прения были. А дальше я цитирую документы, за которые хочется сказать спасибо двум историкам: одному дальневосточному, к сожалению, уже покойному Виктору Григорьевичу Смоляку. Его сын собрал и издал книгу, которую отец готовил, но не успел подготовить, где… «Междоусобица» она называется. Где очень много интереснейших свидетелей об этом деле. И ныне здравствующему историку из Новосибирска. А дело в том, что многие документы были потом отправлены в Новосибирске, столицу советской Сибири, и они сейчас там хранятся в Новосибирском государственном архиве. Вот Алексей Георгиевич Тепляков соответственно опубликовал. Вот я цитирую документы: «Общим собранием гарнизона 6 июля сего года ПОСТАНОВЛЕНО: избранный состав Народного суда для рассмотрения виновности Тряпицына и его приспешников дополнить представителями от всех граждан, а именно - по одному делегату от 25 человек, как от товарищей партизан, так и от всего прочего гражданского населения. Ввиду сего, военревштаб предлагает всем частям войск, организациям и союзам приступить к немедленным выборам своих представителей в состав Народного суда, исключительно для рассмотрения дела Тряпицына и его приспешников. Избранные представители, снабженные мандатами, должны явиться завтра, 8 июля, к 8 часам утра в помещение следственной комиссии». То есть видите, – да? – 103 будет в конечном итоге судьи, 103… Суд 103-х, так его и называют. То есть это такой вот революционный избранный, в соответствии со специально для него придуманной процедурой суд делегатов различных представителей. Были делегаты даже от отряда корейцев, который входил в состав вот этой вот тряпицынской… тряпицынского соединения. Вот отрывок из протокола предварительного следствия. Оно сутки продолжалось, допрашивали Тряпицына и других ближайших его приспешников. Вот протокол: «Как осуществлялось судопроизводство? - имеется в виду во время тряпицынских вот этих 3-х месяцев, - Судил трибунал. А как действовала Следственная комиссия, что она вообще делала, меня это не касалось. Я санкционировал приговоры. - Кто предписывал аресты и чем они вызывались? - Следственная комиссия сама производила аресты, вела дознание. А кто арестовывал, я не знаю. Контрреволюцию нужно уничтожать. Правда, мне было известно, что иногда арестовывались некоторые люди лишь по подозрению. Но я не вмешивался в дела других. Я давал общие указания, а как это осуществлялось в деталях, меня не касалось». Он врет. На суде в частности показаниями в том числе и подсудимых, и свидетелей будет чётко показано, что Тряпицын ещё как вмешивался и поручал своим людям, так сказать, проведение террора. Так что никакого общего руководства. Всё он достаточно детально руководил. «За что вами был арестован Будрин? - Будрин был арестован за организацию китайского отряда с неизвестными целями. Позднее выяснилось, что этот отряд был создан для свержения существующей власти». Вопрос следователя: «Вашей власти? Тряпицынской или советской власти?» Помета: «Обвиняемый не отвечает». «За что были арестованы большевики Мизин, Бакланов, Ковалев и Березовский?» Ответ: «Они были взяты по заявлению Биценко…» - это один из к тому времени уже погибших в перестрелке, один из самых мрачных палачей Тряпицына. «Они были взяты по заявлению Биценко на гарнизонном собрании за то, что готовили заговор против существующей власти. - Как, и они тоже заговорщики? - Да. Они подозревались в организации выступления против ревштаба и исполкома. Получив от Следственной комиссии копию приговора, я отдал распоряжение о приведении приговора в исполнение, не интересуясь, есть ли достаточно данных для обвинения, или это были ошибочные подозрения». Вот видите, он занял такую совершенно четкую позицию: я вообще руководил. Да? А там что там делали на местах товарищи, у меня до этого руки не доходили.
С. Бунтман ― Я им доверяю. Все. Да? Вот…
А. Кузнецов ― Я им доверяю. Хотя даже… даже при такой позиции он иногда признаёт кое-что. А не говорили… Вопрос: «Не говорили ли вам некоторые члены исполкома о вреде диктатуры и о том, что вы приблизили к себе недостойных людей, не внушающих доверия? Почему вы освободили от наказания явных преступников вроде Лапты, - это кличка. Был там такой Яков Рогозин, каторжник, - и Нехочина?» Ответ: «Они были нужны и полезны фронту. Лапту я знаю очень хорошо. Нехочин, по словам Лапты, был ему крайне необходим. Рыжов был пощажен потому, что уходил на фронт командиром корейского отряда. За Лаптой я знаю тяжелое преступление… Скажу только, что он, несомненно, достоин расстрела». Вот так вот.
С. Бунтман ― Ой!
А.Кузнецов: По каждому члену суда предлагается выступить. Секретарь пишет: Тряпицын. Желающих высказаться «за» нет
А. Кузнецов ― Да, вот… Да, такой полезный человек, но безусловно достоин расстрела.
С. Бунтман ― Ну, да.
А. Кузнецов ― «Почему вы не пресекали бесчинства Биценко? - Я об этом ничего не знал, - ага, - Но ведь вам было известно, что Биценко ранее служил в калмыковской контрразведке?» Он не служил скорее всего в калмыковской контрразведке. Он там был арестован как подпольщик. И, похоже, выдал своих товарищей. За это его отпустили. А, может, и служил. «Как же вы оказали ему такое доверие, назначив командиром заградительного отряда? - Мне стало известно про это, когда Биценко был уже на фронте».
С. Бунтман ― Ох-ох-ох!
А. Кузнецов ― Суд, начинается суд. Допрашиваются подсудимые. Каждому дали слово. И для последнего слова дали возможность. Допрашиваются свидетели. В конечном итоге вот те самые псевдопрения. Суд приступает к суждения о виновности, и по каждому… А в первый день судят около 10 обвиняемых главных. По каждому любому члену суда предлагается выступить. И вот что записывает секретарь в протоколе: «Тряпицын. Желающих высказаться «за» нет, - имеется в виду за его невиновность. - Против высказывается несколько ораторов, указывающих, что всякие прения излишни. Членам суда, как и всему народу преступления Тряпицына видны, картина его деятельности яснее, чем может дать судебный материал и обвинительные речи. Достаточно вспомнить о наполненной трупами Амгуни, о горах трупов, которые вывозились на катерах на форватер в Николаевске на Амуре, о полуторах тысяч трупов, брошенных на льду Амура после японскаго выступления, о шайке уголовных преступников, с которыми Тряпицын пьянствовал у себя в штабе, вспомнить, что вдохновлением уничтожения населения был Тряпицын, что всем известно, и всем ясно станет, что ему может быть вынесено только одно наказание - смерть». Рядом с Тряпицыным была одна страшная женщина. Это вообще такая характерная примета гражданской войны… Да?
С. Бунтман ― Гражданских войн.
А. Кузнецов ― Гражданских войн. И вот гражданская жена при командире, которая, так сказать, отличается чуть ли не большим рвением, чем он сам. Некая Ле… Некая Лебедева. она чуть старше его, судя по всему, хотя точную дату рождения ее установить не удалось, но она, похоже, около 95-го года. Пензенская гимназистка. Эсерка-максималистка. За участие в покушении на пензенского губернатора отправлена на нерчинскую каторгу. Была там вместе со Спиридоновой, с Фанни Каплан, ну, а потом дальше в подполье. Была у Лазо. Причём у Лазо она, похоже, была его связным с той частью его отряда, которая состояла из патентованных уголовников. И они ее очень ценили. Сейчас она беременна. Ее и расстреляют беременную. Это, конечно, так сказать, не красит этот суд, но что было, то было. «Желающих высказаться «за» нет. Против высказывается несколько ораторов, указывающих на злостную преступность подсудимой, упорно отказывающейся от всех возводимых на нее обвинений, в тоже время…» Да, она на следствии такую позицию… А я женщина. Что? Я ничего не знала. «В то время как каждый гражданин, каждый член суда знает, что она во всем работала совместно с Тряпицыным, в делах имеются фактические доказательства ее участия». Единогласно - смертная казнь. Вот из тех, кого еще осудили, значит, такой там был уголовник уже пожилой, ему под 70, Трубчанинов, который был одним из главных палачей. «За» нет. Против несколько слов с мест: «Что тут говорить, всем известно, мясник. Сам говорит…» А он на суде так и сказал: «Да, мы привычные типа рубить…» «Сам говорил, что рубить головы ему в привычку» Вот он уголовник. Он несколько раз сидел в тюрьмах за чисто уголовные преступления. То есть он сахалинский сиделец бывший. В конечном итоге принят приговор. Следующий приговор… Так. «Привести приговор над Тряпицыным, Ниной Лебедевой, Железиным, Сасовым, Трубчаниновым, Оцевилли-Павлуцким и Харьковским в исполнение сегодня 9 мая». Это ошибка. На самом деле 9 июля. «Место и время приведения в исполнение приговора предоставить военно-революционному штабу с присутствием 7-ми представителей от Народнаго Суда». Одного из обвиняемых, старого подпольщика по прозвищу Дед, настоящая фамилия Пономарёв, приговорили к заключению, не стали казнить: «За» высказывается много членов суда, обрисовывающих Деда, как идейнаго и старого советского работника, подчеркивающих, что ни в делах суда, ни в каких либо других материалах нет ни одной строки, указывающей на незначительную хотя бы его преступность, напоминающих, что недоброжелательное отношение к Деду несознательной массы объясняется его должностью в Николаевске - комиссар продовольствия и выражающих уверенность в том, что старый преданный работник, всю жизнь работавший для народа, не изменит этому народу на старости лет». В конечном итоге ещё несколько заседаний уже после расстрела проведет суд. Вторая порция – тоже практически одни расстрельные приговоры. Всего расстреляют 23 человека. А дальше, видимо, не желая дразнить вот это вот партизанскую массу, остальных, довольно много, несколько десятков вообще оправдают, несколько десятков приговорят к заключению. Но их отправят в Хабаровск. Они по дороге разбегутся и разбредутся по разным партизанским отрядам. Вот такая вот история. Город Николаевск, в конце 20-х названный уже официально Николаевском-на-Амуре, придется отстраивать практически полностью, потому что в городе осталось одно каменное здание после Тряпицына – это тюрьма и несколько деревянных домишек на окраине. Всё остальное, город полностью сгорел, был целенаправленно уничтожен. Там есть описание в деле, как, так сказать, бочки с керосином закатывали в здания, как динамит закладывали. Ну, и крепость тоже была уничтожена. Японцы с северного Сахалина уйдут в 25-м только году, когда будет заключён договор между РСФСР и Японией, уже СССР, конечно, и Японией, будет собственно дипломатическое признание Японией Советского Союза. Ну, вот в принципе вот такая вот история. Сейчас ведутся многие споры по фактам, ведутся споры о том, насколько японцы действительно обиделись и решили оккупировать северный Сахалин и соответственно часть Хабаровского края из-за Тряпицына или воспользовались этим как поводом. Но надо сказать, что как раз вот за несколько… через несколько дней после инцидента в Японии произошли очередные парламентские выборы, победила на них как и на предыдущих партия Риккэн Сэйюкай – это, ну, такая консервативная партия, «друзья конституционного правительства» дословно переводится. И, значит, оппозиция тут же начала нападать: «Вот как же так?! Как же вы допустили?! Как же погибли наши люди?!»
С. Бунтман ― Что такое творится? Да.
А. Кузнецов ― А выяснилось, что из-за того, что у Японии не было ледокольного флота достаточного, и флот не мог пробиться, японцы тут же заложили мощный ледокол, и уже в 21-м году его спустили на воду для того, чтобы впоследствии вот не было таких инцидентов. Сейчас есть несколько памятников в Японии вот погибшим в этом инциденте. Японцами имеется в виду.
С. Бунтман ― Да. А история гражданской войны толковая ещё не написана.
А. Кузнецов ― Ну, боюсь, что нет.
С. Бунтман ― Не написана. Хотя пишется так с разных сторон, пишется по… по крупицам. А это свести в какой-то обозримый труд не удается никак. Мы вам предлагаем несколько дел дореволюционных.
А. Кузнецов ― Да, это вторая половина XIX века. Но специально подобраны дела так, чтобы показать какой-то аспект тогдашнего правосудия.
С. Бунтман ― Ну, вот например, начнем.
А. Кузнецов ― Да.
С. Бунтман ― Дело об убийстве жены губернского секретаря Александры Виноградовой, 1862 год. Осуждение здесь по косвенным уликам.
А. Кузнецов ― Да, это очень интересное дело. Вот дореформенный ещё суд, но он очень старается быть беспристрастным. Если вы выберете, покажем, каким образом.
А.Кузнецов: Дело по обвинению крестьянки Букреевой в наведении порчи - случай массовой истерии в одном селе
С. Бунтман ― Другое. Дело по обвинению крестьянки Феодосии Букреевой в наведении порчи на людей, тот же 62-й год. А это судебная реакция на суеверия.
А. Кузнецов ― Очень интересный случай достаточно массовой истерии в одном селе. И вот как суд пытается своими действиями вообще людей призвать к благоразумию.
С. Бунтман ― Дело об убийстве… Процесс по делу об убийстве девочки Сарры Модебадзе, 1879 год. Это доказывание лжесвидетельств.
А. Кузнецов ― Это знаменитое кутаисское дело. Два великих адвоката – Александров и Куперник. И вот как именно они работали, доказывая в суде, что свидетельские показания, на которых строится обвинение местных евреев, что это всё лжесвидетельство. И суд в результате это принял.
С. Бунтман: 4 ― е – это дело Дело об убийстве псаломщика Кедрова, 94-й год. Тайна исповеди, понятие укрывательства…
А. Кузнецов ― Да, вопрос тайны исповеди. Это очень важно.
С. Бунтман ― Это важнейший вопрос, до сих пор актуальный.
А. Кузнецов ― Да.
С. Бунтман ― Очень много где. Судебное разбирательство по делу о гибели парохода «Владимир», 1895 год, комплексная экспертиза.
А. Кузнецов ― Да, это сложнейшее экспертиза по делам о судовождении.
С. Бунтман ― Вот, пожалуйста, дорогие мои друзья, голосуйте! И в следующее воскресенье вы услышите…
А. Кузнецов ― Что-нибудь из этого.
С. Бунтман ― … что-нибудь из этого.
А. Кузнецов ― Всего доброго!
С. Бунтман ― Всего доброго!
А. Кузнецов: «5 июля 1890 г. я прибыл на пароходе в г. Николаевск, один из самых восточных пунктов нашего отечества. Амур здесь очень широк, до моря осталось только 27 верст; место величественное и красивое, но воспоминания о прошлом этого края, рассказы спутников о лютой зиме и о не менее лютых местных нравах, близость каторги и самый вид заброшенного, вымирающего города совершенно отнимают охоту любоваться пейзажем.
Николаевск был основан не так давно, в 1850 г., известным Геннадием Невельским, и это едва ли не единственное светлое место в истории города. В пятидесятые и шестидесятые годы, когда по Амуру, не щадя солдат, арестантов и переселенцев, насаждали культуру, в Николаевске имели свое пребывание чиновники, управлявшие краем, наезжало сюда много всяких русских и иностранных авантюристов, селились поселенцы, прельщаемые необычайным изобилием рыбы и зверя, и, по-видимому, город не был чужд человеческих интересов, так как был даже случай, что один заезжий ученый нашел нужным и возможным прочесть здесь в клубе публичную лекцию. Теперь же почти половина домов покинута своими хозяевами, полуразрушена, и темные окна без рам глядят на вас, как глазные впадины черепа. Обыватели ведут сонную, пьяную жизнь и вообще живут впроголодь, чем бог послал. Пробавляются поставками рыбы на Сахалин, золотым хищничеством, эксплуатацией инородцев, продажей понтов, то есть оленьих рогов, из которых китайцы приготовляют возбудительные пилюли. На пути от Хабаровки до Николаевска мне приходилось встречать немало контрабандистов; здесь они не скрывают своей профессии. Один из них, показывавший мне золотой песок и пару понтов, сказал мне с гордостью: «И мой отец был контрабандист!» Эксплуатация инородцев, кроме обычного спаивания, одурачения и т. п. , выражается иногда в оригинальной форме. Так, николаевский купец Иванов, ныне покойный, каждое лето ездил на Сахалин и брал там с гиляков дань, а неисправных плательщиков истязал и вешал».
Первую главу из «Острова Сахалин» Антона Павловича Чехова, думаю, узнали все. Но к чему это я? Дело в том, что нравы, описанные классиком в своем произведении за тридцать лет до тех событий, о которых пойдет речь далее, имеют большое значение для понимания того, что там в итоге произойдет. Спустя три десятка лет состав населения во многом остался таким же: уголовники, осевшие на материке после сахалинской каторги, люди самых сомнительных профессий. И нравы… Очень и очень жестокие.
Стоит сказать, что история Николаевска развивалась по некой синусоиде: то рассвет, то закат… Антон Павлович попал в город в период очередного запустения, связанного с тем, что Николаевск лишился своего административного статуса, а нового не приобрел. И вот как раз вскоре после того, как Чехов проехал, начался очередной подъем города — практически промышленными масштабами стала вестись золотодобыча. Николаевск превратился, если угодно, в столицу российской Аляски. К моменту революции это был крупный город с населением около 15 тысяч жителей.
Ну, а дальше на Дальнем Востоке началась гражданская война. В 1918 году в ходе общей интервенции появились японцы. В 1920 году было принято (далеко не всеми) достаточно спорное решение создать на Дальнем Востоке «красный буфер», ту самую Дальневосточную республику. А к этому времени там вовсю шла партизанская война, которую вели красные партизанские отряды, представляющие собой некую вольницу: они то сходились, то расходились, то сливались, то разливались, то раскалывались на несколько осколков, из которых потом иногда вырастали отдельные крупные отряды. У каждого такого отряда был свой трибунал, своя контрразведка. Каждый из них, естественно, жил грабежом местного населения, потому что больше жить им было нечем.
С. Бунтман: Да.
Николаевск, 1908 год. (pharmmedexpo.ru)
А. Кузнецов: Ну, а дальше первым военным министром Дальневосточной республики Генрихом Христофоровичем Эйхе была предпринята попытка собрать из этих отрядов некое подобие регулярной армии. В частности, Эйхе попытался сплотить вышеназванные отряды, нарезать им, как говорится, зоны ответственности. И вот одним из таких отрядов командовал Яков Иванович Тряпицын, личность совершенно феерическая. Это был совсем еще молодой человек (всего 23 года), за плечами которого была уже достаточно бурная биография. В свое время Тряпицын с отличием окончил четырехклассное городское училище. Видимо, финансовые семейные возможности не позволили, поэтому он стал рабочим на железной дороге. В Первую мировую войну, в 1916 году, Тряпицын попал в армию. Поскольку он имел незаконченное среднее образование, да и вообще, видимо, был человеком способным, юрким и сообразительным, его отправили учиться в школу прапорщиков. Напомним, что 1916 год — чудовищная нехватка офицеров, особенно младших…
Так практически с первых дней, что называется, наш герой оказался в Красной армии. Дальше с войсками Комуча он сражался в районе Самары. В конечном итоге его занесло на Дальний Восток на подпольную работу. И там всякие приключения… Ему удалось бежать из тюрьмы. Он прибился к партизанскому отряду сначала рядовым бойцом, потом, став одним из руководителей, ушел из него, взяв с собой часть бойцов, поссорившись с командиром. Вообще Тряпицын, видимо, обладал достаточно склочным характером, потому что минимум дважды за короткое время он уходил из партизанского отряда, разругавшись, забрав с собой своих людей. Второй раз это произошло со знаменитым впоследствии Сергеем Лазо. Он полаялся и ушел от него.
Так вот, вокруг Тряпицына собралась достаточно разношерстная компания. Собственно, в этом смысле любой дальневосточный партизанский отряд тогда представлял собой «организацию» такого рода: там были и идейные люди, и случайно прибившиеся, и уголовники самого разного разбора. И то, что в итоге произойдет, в советское время будет иметь вполне негативную оценку. Чтобы понимать официальную позицию советской историографии, предлагаю ознакомиться с небольшим отрывком из пятитомной «Истории гражданской войны в СССР». Том 5-й 1960-го года издания: «Одним из проявлений анархизма являются действия Тряпицына, возглавлявшего партизанские отряды в низовьях Амура, и его штаба. Тряпицын отказался признать директиву о создании на Дальнем Востоке буферного государства. Во время перехода отряда из Николаевска-на-Амуре, захваченного японцами в мае 1920 года, в Амурскую область Тряпицын и особенно его ближайшие помощники производили аресты и расстрелы мирных жителей, партизан, в том числе коммунистов. Тряпицын и члены его штаба были арестованы и по приговору суда расстреляны».
Оказывается, в 50-е — 70-е годы на Дальнем Востоке среди местных историков-краеведов велась борьба за реабилитацию Тряпицына, но, скажем так, всякие официальные органы ставили на этой борьбе жирный крест. Хотя, например, уже упомянутый Генрих Эйхе, доживший до тех лет, так писал местному историку, сотруднику Хабаровского краеведческого музея Прибылову в 1963 году: «"Дело» Тряпицына сложно не только потому, что его запутали тогдашние «деятели» Приморья и Приамурья, а сделали они это, как мне думается, больше всего по недомыслию. Я не питаю больших надежд, что, если вы с другими товарищами напишите еще одно письмо, — вопрос тут же разрешен и притом в том духе, как это предполагаете вы. «Николаевский инцидент» имел в то время серьезное значение, выходящее за пределы буферной ДВР. По целому ряду объективных и субъективных причин вокруг Тряпицына и его действий образовался такой невероятно запутанный, противоречивый клубок мнений, суждений и даже документов, что разобраться в нем надо еще много времени и много трудов".
Это совершенно справедливо.
С. Бунтман: Справедливо, но туманно.
А. Кузнецов: Да, но Эйхе прекрасно понимал, что есть официальная позиция: Тряпицын и его подручные — анархисты, которые убивали в том числе и большевиков, а не только представителей бывших…
С. Бунтман: …эксплуататорских классов.
А. Кузнецов: Но самое главное, что ставили Тряпицыну в вину задним числом, уже расстрелянному, — это то, что уничтожение города Николаевск, его мирных жителей, японских военнопленных в конечном итоге было использовано японцами в 1920 году как повод для оккупации северной части Сахалина и вообще для восстановления своего военного присутствия на Дальнем Востоке.
Трупы жертв резни пленных японцев конца мая 1920 года. (ru.wikipedia.org)
Что же, собственно говоря, произошло? В январе 1920 года в Николаевск, на тот момент представляющий собой фактическую столицу Приамурья и Нижнего Амура, подошел отряд Тряпицына, большое войсковое соединение, дивизия, как называл его сам Тряпицын. По организационной структуре это действительно была дивизия — 5 полков, но по численности личного состава — это скорее хороший, полного кадрового состава полк. В это время в городе находились незначительные силы «белых» (около 300 человек), небольшой отряд японцев под командованием майора Исикавы (порядка 350 человек) и некоторое количество мирных жителей. Что сделал Тряпицын? Он начал штурмовать город. В конечном итоге, когда ему удалось захватить крепость Чныррах, прикрывающую Николаевск со стороны моря, доминирующую высоту, защищать город, по сути, стало невозможно. В этот момент майор Исикава вспомнил, что в свое время японским воинским начальством ему был отдан приказ о том, что в Николаевске в сваре русских японцы не участвуют, они представляют интересы императора, являются нейтральной стороной. И майор сразу определил: «У меня есть указания. Мы нейтральны. Пожалуйста, дайте нам гарантии, что вы не станете нас трогать». Тряпицын с радостью эти гарантии ему дал, после чего без особых проблем захватил город. Японцев действительно не трогали, но начались совершенно жуткие преследования «белых» (особенно, конечно, офицеров) и вообще всех тех, кто не вписывался в концепцию пролетарского государства. Это делалось масштабно. За отдельные дни совершенно изуверскими способами убивали порядка 100 людей. Причем среди них были и женщины, и дети. То есть велась настоящая тотальная зачистка.
Исикава, наблюдая все это, в какой-то момент понял, что договоренности — договоренностями, но следующие на очереди — японцы. А уходить им некуда — Амур скован льдом, пролив тоже, да и бросить мирных жителей он не мог. Оставалось либо мученически ждать, когда тебя предопределят к закланию, либо попытаться что-то сделать. И в середине марта, в ночь с 11 на 12 число, японцы предприняли попытку мятежа, используя фактор внезапности. В первые дни им это более или менее удалось: они стали владеть инициативой, определять, скажем так, ситуацию в городе. Тряпицын был тяжело ранен. Есть даже свидетельство, что он просил товарищей его пристрелить, но они не стали этого делать. Погибли, были ранены и некоторые другие руководители тряпицынского отряда… Но тут из глубины, из материка, подоспел один из полков тряпицынской дивизии во главе с командиром Будриным. Власть опять поменялась — японцы были разбиты, около 170 человек взяты в плен.
Ну, а дальше к весне, когда постепенно Амур, пролив начали вскрываться, Тряпицын, который за это время уже много чего натворил, понимая, что скоро в Николаевск придет подмога с японской стороны, принял решение эвакуировать часть населения из города, а оставшихся жителей и город просто-напросто уничтожить, чтобы он не достался захватчикам. Собственно говоря, вот текст с его намерениями: «Всем органам власти на Дальнем Востоке и Российской Федеративной Советской Республики. Говорит радиостанция RNL из Николаевска-на-Амуре, 1 июня 1920 год. Товарищи! В последний раз говорим с вами. Оставляем город и крепость, взрываем радиостанцию и уходим в тайгу. Все население города и района эвакуировано. Деревни по всему побережью моря и в низовье Амура сожжены. Город и крепость разрушены до основания, крупные здания взорваны. Все, что нельзя было эвакуировать и что могло быть использовано японцами, нами уничтожено и сожжено. На месте города и крепости остались одни дымящиеся развалины, и враг наш, придя сюда, найдет только груды пепла…». Радиограмма подписана командующим округом Тряпицыным и начальником штаба Лебедевой.
С. Бунтман: Ну, не только груды пепла нашел враг…
А. Кузнецов: Да. Он еще нашел и горы трупов, которые просто плыли по реке, лежали на пожарище и т. д. Та часть мирного населения, которую Тряпицын взял с собой, пароходами была отправлена вверх по Амгуне до поселка Керби (ныне поселок имени Полины Осипенко).
В ходе эвакуации из Николаевска против Тряпицына и его банды начал зреть заговор. Это не первый случай в «карьере» нашего героя. Впервые восстать против красного командира попытался его спаситель Будрин. Однако Тряпицын его опередил и вместе с японскими военнопленными, мирными жителями приговорил к расстрелу.
Итак, по прибытии в Керби бывший начальник местной милиции Иван Тихонович Андреев вместе с группой единомышленников арестовал Тряпицына и его окружение. Все обошлось, что называется, без единого выстрела. В итоге было принято решение судить командира.
Сейчас историки, исследующие этот вопрос, спорят о том, действовал ли Андреев на свой страх и риск или выполнял негласное указание коммунистического руководства из Хабаровска, которое таким образом хотело избавиться от такой одиозный фигуры как Тряпицын. В любом случае, иногда апологеты нашего пишут следующее: «Тряпицына схватили, устроили комедию суда, и чуть ли не выкриками толпа приговорила его к расстрелу». Ничего подобного. Был изображен суд. Изображен достаточно тщательно. Другое дело, что это был суд революционный.
Яков Тряпицын полулежит на кровати после двух ранений. (e-wiki.org/ru)
Достаточно добросовестно велись протоколы, за публикацию которых огромное спасибо хотелось бы сказать двум историкам: Виктору Григорьевичу Смоляку и Алексею Георгиевичу Теплякову. Итак, документы: «Общим собранием гарнизона 6 июля сего года ПОСТАНОВЛЕНО: избранный состав Народного суда для рассмотрения виновности Тряпицына и его приспешников дополнить представителями от всех граждан, а именно — по одному делегату от 25 человек, как от товарищей партизан, так и от всего прочего гражданского населения.
Ввиду сего, военревштаб предлагает всем частям войск, организациям и союзам приступить к немедленным выборам своих представителей в состав Народного суда, исключительно для рассмотрения дела Тряпицына и его приспешников.
Избранные представители, снабженные мандатами, должны явиться завтра, 8 июля, к 8 часам утра в помещение следственной комиссии».
Судил Тряпицына и его сообщников «суд 103-х». Небольшой отрывок из протокола предварительного следствия:
«— Как осуществлялось судопроизводство?
— Судил трибунал. А как действовала Следственная комиссия, и что она вообще делала, меня это не касалось. Я санкционировал приговоры.
— Кто предписывал аресты и чем они вызывались?
— Следственная комиссия сама производила аресты, вела дознание. А кто арестовывал, я не знаю. Контрреволюцию нужно уничтожать. Правда, мне было известно, что иногда арестовывались некоторые люди лишь по подозрению. Но я не вмешивался в дела других. Я давал общие указания, а как это осуществлялось в деталях, меня не касалось».
Тут Тряпицын лгал. На суде, в частности показаниями и подсудимых, и свидетелей, было четко показано, что Тряпицын еще как вмешивался и поручал своим людям проводить террор. Так что никакого общего руководства — все достаточно детально.
«— За что вами был арестован Будрин?
— Будрин был арестован за организацию китайского отряда с неизвестными целями. Позднее выяснилось, что этот отряд был создан для свержения существующей власти.
— Вашей власти? Тряпицынской или советской власти? (Обвиняемый не отвечает.)
— За что были арестованы большевики Мизин, Бакланов, Ковалев и Березовский?
— Они были взяты по заявлению Биценко (это один из самых мрачных палачей Тряпицына, к тому времени уже погибший в перестрелке) на гарнизонном собрании за то, что готовили заговор против существующей власти.
— Как, и они тоже заговорщики?
— Да. Они подозревались в организации выступления против ревштаба и исполкома. Получив от Следственной комиссии копию приговора, я отдал распоряжение о приведении приговора в исполнение, не интересуясь, есть ли достаточно данных для обвинения или это были ошибочные подозрения».
То есть Тряпицын занял такую совершенно четкую позицию: я вообще руководил, а что там на местах делали товарищи, до этого у меня руки не доходили. Хотя даже при этом иногда он признавал кое-что:
«— Не говорили ли вам некоторые члены исполкома о вреде диктатуры и о том, что вы приблизили к себе недостойных людей, не внушающих доверия? Почему вы освободили от наказания явных преступников вроде Лапты и Нехочина?
— Они были нужны и полезны фронту. Лапту я знаю очень хорошо. Нехочин, по словам Лапты, был ему крайне необходим. Рыжов был пощажен потому, что уходил на фронт командиром корейского отряда. За Лаптой я знаю тяжелое преступление… Скажу только, что он, несомненно, достоин расстрела».
С. Бунтман: Ой!
А. Кузнецов: «— Почему вы не пресекали бесчинства Биценко?
— Я об этом ничего не знал.
— Но ведь вам было известно, что Биценко ранее служил в калмыковской контрразведке? Как же вы оказали ему такое доверие, назначив командиром заградительного отряда?
— Мне стало известно про это, когда Биценко был уже на фронте».
Начался суд. Допросили подсудимых, свидетелей. Каждому дали слово. В итоге в первый день осудили около десяти главных обвиняемых. По каждому любой член суда мог высказаться. В протоколе секретарь записал следующее: «ТРЯПИЦЫН. Желающих высказаться «за» нет. Против высказывается несколько ораторов, указывающих, что всякие прения излишни. Членам суда, как и всему народу, преступления Тряпицына видны и картина его деятельности яснее, чем может дать судебный материал и обвинительные речи. Достаточно вспомнить о наполненной трупами Амгуни, о горах трупов, которые вывозились на катерах на форватер в Николаевске на Амуре, о полуторах тысяч трупов, брошенных на льду Амура после японскаго выступления, о шайке уголовных преступников, с которыми Тряпицын пьянствовал у себя в штабе, вспомнить, что вдохновлением уничтожения населения был Тряпицын, что всем известно, и всем ясно станет, что ему может быть вынесено только одно наказание — смерть».
Все это время рядом с Тряпицыным находилась женщина. Это вообще такая характерная примета гражданских войн. И вот эта женщина, гражданская жена, отличалась чуть ли не большим рвением, чем он сам. Некая Лебедева. Она, судя по всему, была чуть старше его, хотя точную дату ее рождения установить не удалось. Пензенская гимназистка. Эсерка-максималистка. За участие в покушении на пензенского губернатора Лебедева была отправлена на Нерчинскую каторгу. Отбывала наказание вместе со Спиридоновой, Фанни Каплан. Ну, а потом — в подполье. Была у Лазо. Причем, похоже, была его связным с той частью отряда, которая состояла из патентованных уголовников. И они ее очень ценили. Во время суда Лебедева была беременна. В этом положении ее и расстреляли. Это, конечно, не красит суд, но что было, то было.
«ЛЕБЕДЕВА. Желающих высказаться «за» нет. Против высказывается несколько ораторов, указывающих на злостную преступность подсудимой, упорно отказывающейся от всех возводимых на нее обвинений, в тоже время, как каждый гражданин и каждый член суда знает, что она во всем работала совместно с Тряпицыным; в делах имеются фактические доказательства ее участия… Смертная казнь — единогласно».
Из осужденных приспешников Тряпицына — некий Трубчанинов, один из главных палачей. Это был уже пожилой уголовник. «"За» нет. Против несколько слов с мест: «Что тут говорить, всем известно, мясник. Сам говорит, что рубить головы ему в привычку» и т. д. ".
В конечном итоге была принята следующая резолюция: «Привести приговор над Тряпицыным, Ниной Лебедевой, Железиным, Сасовым, Трубчаниновым, Оцевилли-Павлуцким и Харьковским в исполнение сегодня же 9 мая [на самом деле, 9 июля]. Место и время приведения в исполнение приговора предоставить военно-революционному штабу с присутствием 7-ми представителей от Народнаго Суда».
Одного из обвиняемых, старого подпольщика по прозвищу Дед (настоящая фамилия Пономарев), приговорили к заключению, казнить не стали: «"За» высказывается много членов суда, обрисовывающих Деда, как идейного и старого советского работника, подчеркивающих, что ни в делах суда, ни в каких либо других материалах нет ни одной строки, указывающей на незначительную хотя бы его преступность, напоминающих, что недоброжелательное отношение к Деду несознательной массы объясняется его должностью в Николаевске — комиссар продовольствия и выражающих уверенность в том, что старый преданный работник, всю жизнь работавший для народа, не изменит этому народу на старости лет".
После расстрела суд провел еще несколько заседаний. Вторая порция — тоже практически одни расстрельные приговоры. Всего расстреляли 23 человека. А дальше, видимо, не желая дразнить партизанскую массу, многих, несколько десятков, вообще оправдали, приговорили к заключению.
Город Николаевск, в конце 1920-х уже официально названный Николаевском-на-Амуре, пришлось отстраивать практически полностью: после Тряпицына в городе осталось одно каменное здание — тюрьма, да несколько деревянных домишек на окраине.
Статья основана на материале передачи «Не так» радиостанции «Эхо Москвы». Ведущие программы — Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по
О том, как в 1920 году погиб Николаевск-на-Амуре
- Известно, нет событий без следа;
прошедшее, прискорбно или мило,
Ни личностям доселе никогда,
Ни нациям с рук даром не сходило.
А.К. Толстой
Молодое поколение не слышало, а старшее — уже подзабыло «Марш дальневосточных партизан», посвященный памяти Сергея Лазо:
«Этих дней не смолкнет слава, не померкнет никогда, партизанские отряды занимали города…».
О том, как именно партизанские отряды занимали города, пришлось узнать моему деду, Андрею Ивановичу Леонову, и двоим его детям, сыну Михаилу 15-ти лет и дочери Нине 10-ти лет. Они разделили страшную участь почти 10 тысяч мирных жителей низовьев Амура, Северного Сахалина и тогдашней столицы Сахалинской губернии — Николаевска. Чтобы город не достался японцам, его полностью сожгли по приказу командующего Охотским фронтом Якова Тряпицына. Уцелевшие жители были насильно выселены в посёлок Керби на реке Амгунь, где продолжалось их лютое истребление.
В советской официальной историографии эти события и его ключевые фигуры — командир партизанского отряда Красной Армии, потом командующий Охотским фронтом Яков Иванович Тряпицын и его гражданская жена Нина Михайловна Лебедева (Кияшко) — на долгие годы оставались закрытой темой.
Яков Тряпицын, полевой командир Гражданской войны
Николаевские события начались с того, что город Николаевск, занятый Японией в сентябре 1918 года под предлогом защиты японского населения, в начале 1920 года окружила разношёрстная армия под командованием анархо-коммуниста Якова Тряпицына.
Яков Тряпицын после ранения и его гражданская жена Нина Лебедева, начальник Военревштаба, единственная женщина на столь высокой должности за всю историю Гражданской войны.
Крутые повороты Истории часто выносят в эпицентр потрясений инфернальные личности, таким и был 23-летний Тряпицын. Его путь в революцию типичен для многих командиров Красной Армии. На Германскую войну он пошёл добровольцем в 19 лет. Дослужился до чина прапорщика, был награждён Георгиевским крестом. В октябре 1917 года лейб-гвардии Кексгольмский полк, в котором служил Тряпицын, выступил на стороне большевиков, с ними он брал Зимний дворец. После Октябрьского переворота вступил в Красную Гвардию и принял участие в подавлении Самарского мятежа анархистов. По другим сведениям, боролся против Чехословацкого корпуса.
В 1918 году Тряпицын был схвачен в Иркутске контрразведкой Колчака как активный большевик-подпольщик. Совершил отчаянно-дерзкий побег из тюрьмы.
В Западной Сибири он услышал о японской оккупации Дальнего Востока и о планах ЦК РКП(б) создать «буферную» демократическую Дальневосточную республику (ДВР), что давало РСФСР шанс избежать войны с Японией и получить мирную передышку.
Отказавшись воевать под командованием Сергея Лазо (бывшего эсера, а потом большевика), Тряпицын с 35 верными единомышленниками начал свой поход из села Вятское под Хабаровском. По пути к Николаевску, занявшему более двух месяцев, он сумел привлечь на свою сторону и объединить разрозненные отряды амурских партизан. Встречая превосходящие силы белых, он один, без оружия шёл к ним на переговоры, и многие белые присоединялись к нему! Отказавшихся отпускал на все четыре стороны.
Тряпицын подчинил своей железной воле хунхузов — китайских бандитов, терроризировавших местное население. Корейцев, ненавидевших японских колонизаторов. Уголовников, выпущенных большевиками и атаманом Семёновым из тюрем Иркутска, Благовещенска, Читы. Бродивших по тайге каторжников с острова Сахалин - страшных сахалов , освобождённых Керенским.
Нина Лебедева, боевая подруга Тряпицына и заведующая его агитационным отделом, обещала партизанам золото и женщин. К тому же многим пришелся по душе лозунг: «Грабь награбленное!».
Когда Тряпицын окружил Николаевск, у него было уже пять хорошо вооружённых полков с пулемётами, артиллерией, тыловыми и санитарными службами, подразделениями связи. После мобилизации рабочих с рыбных промыслов (рыбалок ) и золотых приисков Тряпицын стал командующим грозной силы — шеститысячной партизанской Красной Армии Николаевского фронта таково было теперь официальное название его отряда.
27 февраля 1920 года японский гарнизон в Николаевске, численностью 350 человек из состава 14-й пехотной дивизии японской Императорской армии под командованием майора Исикавы, получил указание не препятствовать установлению той или иной русской власти в городе, «лишь бы спокойствию и жизни мирного населения не угрожала опасность» . Позже Япония официально объявит нейтралитет в отношении «буферной» Дальневосточной республики (ДВР) с коалиционным демократическим правительством во главе.
Воодушевляясь открывающимися перспективами, сюда устремились эсеры (левые и правые), эсеры-максималисты, меньшевики, анархисты всех оттенков. А также — недобитые февралисты, которые видели в ДВР «независимое буржуазно-демократическое государственное образование с парламентаризмом и с капиталистическим укладом экономики».
Анархо-коммунисты, к которым причислял себя Яков Тряпицын, резко выступали против создания «буферного государства». В телеграмме Ленину он назвал решение о создании «буфера» «дурацким» 1 . А революционному командованию в Хабаровске сообщил, что будет держать фронт против «буфера».
Тряпицын был горячим сторонником идеи «Третьей революции». Февральская революция свергла самодержавие, власть помещиков и капиталистов. Октябрьская - Временное правительство, власть буржуазии. А «Третья революция» ставит целью вообще устранить как инструмент насилия государство пролетарской диктатуры.
В этом Тряпицын следовал учению Петра Кропоткина. Идеальный общественный строй Кропоткин видел как «безгосударственный коммунизм» — как вольный федеративный союз самоуправляющихся единиц (общин, территорий, городов), основанный на принципе добровольности и безначалья. Но переход к добровольной кооперации свободных людей, т.е. федерации свободных коммун возможен, считал Кропоткин, только через революционное, то есть через насильственное свержение государственной власти и уничтожение частной собственности.
Перед радикальным анархистом Тряпицыным открывалась перспектива осуществления мечты: создание Дальневосточной Коммунистической республики — Николаевской коммуны. В такой республике-коммуне «народные массы, организуясь в союзы, сумеют взять в свои руки дело производства и распределения по труду, установить порядок, обеспечивающий действительную свободу, при которой работникам не будут нужны деньги, не будет нужна никакая власть, не нужны суды, тюрьмы, полиция» 2 , — говорил видный теоретик анархизма А. Ге (Гольберг).
Но прежде чем начать реализацию невиданного в истории социального эксперимента, Тряпицыну надо было освободить Дальний Восток от японских интервентов и уж потом разрушить старый мир насилья и эксплуатации до основанья, согласно идеям Кропоткина.
Японский штаб рассматривал отряд Тряпицына как часть войск, непосредственно подчиненных хабаровскому революционному командованию, и был, очевидно, уверен, что стоит только договориться об условиях его вхождения в Николаевск, чтобы больше не беспокоиться. Зная, что за ним вся военная мощь Японии, майор Исикава 28 февраля 1920 года спокойно пошёл на перемирие с партизанами.
При подписании Акта мирного договора японцы брали на себя обязательства не вмешиваться в деятельность новой власти. Со своей стороны, представители партизанской Красной Армии Николаевского фронта также обязывались «соблюдать полную неприкосновенность личности, жилищ, имущества офицеров, чиновников, солдат, а также всех граждан и служащих правительственных учреждений.Полную неприкосновенность всех граждан, не разделяющих взглядов новой власти, жизнь и имущество которых находится под охраной японского командования» 3 . Акт скрепили подписями японская сторона и партизанское командование наряду с представителями городского самоуправления.
«Тряпицын вошел в город с черными флагами, гласящими: “Смерть государству!”, “Смерть интеллигенции!”, “Смерть буржуазии!“» — вспоминала Нина Колесникова, сестра писателя Дмитрия Нагишкина (её воспоминания были написаны в 1967 году, но опубликованы только в 2008-м) 4 .
В честь вступления партизан в город около городского сада оркестр гремел «Интернационал». На импровизированной трибуне, украшенной красными флагами и плакатами, с приветственным словом к партизанам обратился глава самоуправления города Комаровский. В толпе горожан был и мой отец — Сергей Леонов, 13-ти лет от роду.
В этот же день Яков Тряпицын с чёрным бантом на груди выступил на похоронах двух партизан-парламентёров и 17 советских работников, их расстреляли белые и японцы перед тем, как партизаны вошли в город.
Речь его была устрашающей:
«…Вы же, приспешники капитала и защитники кровожадного империализма, ещё вчера ходившие с белыми повязками, не мечтайте, что вас спасут нацепленные сегодня красные банты. Помните, что тайком за нашей спиной вам работать не удастся. Царство ваше отошло! Будет вам ездить на согнутой спине рабочего и крестьянина. Уходите к тем, чьи интересы вы защищали, так как в наших рядах вам места нет. Помните вы все, товарищи, что будет есть только тот, кто станет сам работать. Не трудящийся, да не ест!» 5 .
Так Тряпицын объявил об установлении в городе Советской власти, точнее — Николаевской коммуны. Вожди коммуны были официально признаны Москвой как советские правители Сахалинской области 6 .
Николаевскую коммуну подробно описал Отто Христианович Ауссем, член Военревштаба, заместитель председателя Сахалинского облисполкома и одновременно комиссар промышленности в правительстве Тряпицына.
Ограничусь цитатой:
«Все мероприятия красного штаба направлялись в сторону немедленного осуществления социализма: монополизируется торговля, социализируются торговые предприятия, социализируются и объединяются промышленные предприятия, а затем уничтожается денежная система, организуется армия труда, во главе которой стоит «Бюро труда», намечающее план общих работ и распределяющее рабочую силу. Торговля совершенно прекращается, а население пользуется одинаковым пайком и одинаковым участием в получении всех других продуктов и товаров и т. д.» 7 .
[Насчет денег Ауссем лукавил. В конце своего правления Тряпицыну, чтобы расплачиваться с красными партизанами, пришлось выпустить деньги, обеспеченные золотом(!) и с надписью Р.С.Ф.Р. без предпоследней буквы «С», т.е. «Социалистическая», что показательно.]
В газете «Призыв», печатном органе Николаевского Военревштаба, 22 апреля было опубликовано объявление:
«Всем торговым предприятиям и отдельным лицам, как русским, так и иностранным, торговлю в городе Николаевске с сего числа прекратить впредь до особого распоряжения» 8 .
Партизаны в городе
По вступлении в Николаевск Тряпицын арестовал всех сторонников Временного правительства (350 человек; случайно спасся только подполковник Григорьев, впоследствии оставивший воспоминания). По заранее составленному списку начались аресты, пытки и расстрелы зажиточных и влиятельных горожан, включая представителей самоуправления города, чиновничества, интеллигенции, торговцев, предпринимателей. В первый же день был арестован Комаровский, тот самый, который присутствовал при подписании Акта мирного договора и приветствовал партизан, а также его жена и старенькая мать. Все трое были подвергнуты жесточайшим пыткам 9 . Об этом свидетельствует Константин Емельянов, бывший делопроизводителем в штабе Тряпицына.
Но это было только начало. Террор охватил и классово близких, и фактически всё население, включая детей. «Пресловутая Николаевская коммуна по дикому избиению тысяч ни в чём не повинных людей, включая грудных детей, по утончённейшим пыткам большевистских палачей, представляет собой апофеоз большевистского режима» 10 , — писал первый исследователь тряпицынщины А.Я. Гутман.
К 11 марта 1920 года тюрьма Николаевска и другие места заключения были переполнены арестованными — от 500 до 700 человек. После того, как их после страшных пыток коцали, по выражению партизан, тюремные камеры вновь набивались до отказа. Убитых и искалеченных спускали под амурский лёд 11 .
Николаевск-на-Амуре, март 1920 года. На заднем плане старушка с клюкой ищет своих близких среди жителей города, убитых и выставленных на всеобщее обозрение для устрашения.
Из воспоминаний протоиерея Николая Спижевого:
«Мучения всех заключённых были ужасны, им пришлось вытерпеть всё, что могла придумать разнузданная чернь, получившая право жизни в свои руки. Наибольшим мучениям подверглись поручик Токарев, корнет Парусинов и полковой священник о. Рафаил Воецкий. Поручику Токареву от мучителей досталось 600 шомполов, превративших его в кровавый мешок. Он был лишён возможности двигаться, и сошёл с ума, (по другим источникам, он рычал, завидя партизан, жевал солому… — И.Л. ), затем ему проломили голову сапогами. Корнет Парусинов, помощник начальника политической охраны до последней капли испил чашу страданий. На пытки его выносили, а затем приносили без сознания. Священник о. Рафаил держался с достоинством, чем поражал своих истязателей. Товарищам по камере давал напутствие, и молился за своих мучителей. Поведение священника Воецкого потрясло даже партизан-китайцев. Они рассказывали, что во время смерти, голова его была окружена сиянием» 12 .
Аресты, обыски, конфискация имущества, убийства, изнасилования не прекращались ни на один день. «Партизаны рубили шашками и топорами, насиловали, грабили, убивали колотушками для глушения рыбы, вспарывали женщинам животы, разбивали черепа грудным младенцам. Некоторые партизаны покидали окопы только с единственной целью прикончить хоть одного буржуя» 13 .
В тот же день, 11 марта 1920 года в Дальневосточной республике была создана Народно-революционная армия (НРА ДВР). Первым ее главкомом стал Генрих Христофорович Эйхе, бывший командующий 5-й Армией, разбившей Колчака. С этого времени Яков Тряпицын, отвергавший саму идею «буферной» республики, тем не менее пошел в прямое подчинение главкома НРА ДРВ. Это было вынужденное тактическое решение.
Николаевский инцидент
11 марта Тряпицын выдвинул представителям японской Императорской армии ультиматум о сдаче оружия до 12 часов следующего дня. Этим ультиматумом, пишет А.Я. Гутман, он хотел спровоцировать японцев на выступление, надеясь, что все партизаны Дальнего Востока точно так же, как и он, выступят в ответ и разгромят интервентов.
Японцы быстро поняли, что именно последует за их разоружением. И в ночь с 11 на 12 марта майор Исикава нанёс превентивный удар по партизанам. Тряпицын во время нападения японцев был дважды ранен, а начальник его штаба Т. Наумов-Медведь был убит. (Сегодня одна из центральных улиц Николаевска-на-Амуре носит его имя). После этого начальником Военревштаба была назначена Нина Лебедева.
В ночь с 12 на 13 марта бойцы Тряпицына перебили всех арестантов, включая проштрафившихся партизан (оказавшихся в тюрьме за отсутствием гауптвахты), — чтобы японцы не смогли вооружить заключённых против партизан. «Коцали» со связанными руками, раздетых на морозе до белья мужчин, а женщин, раздетых догола, во дворе тюрьмы.
Исполнителями был ударный спецбатальон, вызванный с Сахалина, под командованием бывшего уголовника Лапты (он же Яков Рогозин, один из подписавших Акт мирного договора). Рубили шашками, топорами, кололи штыками, добивал поленьями. Огнестрельное оружие не применяли, чтобы не привлекать внимание жителей. Трупы убитых на санях свозили на берег Амура 14 .
Большая часть японских солдат из полка майора Исикавы погибла в бою, 134 солдата были взяты в плен. Погибла почти вся японская колония Николаевска — 834 человека, включая детей и 184 женщины (см. 7, 11). Среди погибших были также японский консул Исида, бывший губернатор Сахалина фон Бунге, иностранные поданные. (Спаслись только 12 японок, это жёны граждан Китая, укрывшиеся на китайской канонерке.)
За два дня были убиты все мирные жители, спасавшиеся в японском консульстве, без различия пола и возраста. 117 мужчин и 11 женщин. Были расстреляны и граждане других государств, обвинённые в контрреволюционной деятельности.
После подавления японского выступления на льду Амура лежало полторы тысячи трупов — русских и японцев.
Вот лишь один из многочисленных рассказов свидетелей рассказ Сергея Строда, 22-х лет:
«Осмотрев эту кучу и не найдя брата, я перешёл к громадной второй, в которой было 350-400 человек. <...> Среди трупов я увидел очень много знакомых. Узнал Комаровского, труп его был сухой, съёженный, измождённый, очевидно было, что его страшно истязали и били, нижняя челюсть, и нос были свёрнуты на бок; двух братьев Андржиевских, у одного из них - Михаила - голова была совершенно разбита, лицо есть, а сзади — затылка нет и из черепной коробки будто кто-то всё выскреб, японский солдат стоял на четвереньках и язык висел на одной нитке. Судовладелец Назаров стоял стоймя на трупах с выколотыми глазами и со смеющимся лицом. Некоторые трупы были лишены половых органов, у многих женских трупов были видны штыковые раны в половые органы, одна женщина лежала с выкидышем на груди. Трупа брата я не увидел и в этой куче Женские трупы многие были совершенно раздеты. При мне работавшие на льду китайцы закончили пробитие проруби и с гиканьем, хохотом, таща по льду за ноги, начали сваливать трупы к проруби и… шестами проталкивать под лёд». Далее свидетель описывает третью кучу трупов в 75-100 человек 15 .
15 марта в здании реального училища открылся областной съезд Советов, на котором Яков Тряпицын выступил против создания ДВР — «буферного» государства, и призвал к войне с Японией, надеясь поднять народное сопротивление интервентам. Его речь транслировалась по Николаевской радиостанции, самой крупной на Дальнем Востоке.
Японская ответка
Японцы, имевшие на Дальнем Востоке120-тысячное войско, давно вели скрытую подготовку к нападению, ждали лишь повода. Теперь руки у них были развязаны. 4-5 апреля 1920 года в качестве акта возмездия за Николаевский инцидент они начали скоординированные, с массированным применением артиллерии нападения на органы советской власти и военные гарнизоны ДВР от Хабаровска до Владивостока. Арестованный японцами заместитель председателя Военного совета Временного правительства Дальнего Востока Сергей Лазо и предположить не мог, что это следствие действий Якова Тряпицына.
Японское правительство использовало Николаевский инцидент для обоснования оккупации Сахалина, оправдывая её необходимостью защитить живущих здесь японцев от повторения тех событий. Сахалин был занят японцами 22 апреля 1920 года. В тот же день Яков Тряпицын, согласно приказу главнокомандующего Народно-Революционной армией ДВР Г.Х. Эйхе, был назначен командующим Охотским фронтом.
Когда в апреле 1920 года поступили сообщения о приближении японской военной эскадры, высадке японского десанта в Де-Кастри и наступлении японских войск из Хабаровска в сторону низовьев Амура, Тряпицын приказал расстрелять не только японских военнопленных, включая раненых в лазарете, но и всех тех жителей города, которые отказались уйти из Николаевска 16 .
Чтобы город не достался интервентам, было решено сжечь его дотла. Окончательное решение об этом принималось на заседании Военревштаба по предложению Тряпицына и Лебедевой, поддержанному Железиным, Бузиным (Бичом) и Ауссемом. Тряпицын говорил, что «для иностранных государств будет очень показательно, если мы сожжем город и все население эвакуируем» 17 .
В передовице газеты «Призыв» от 28 мая 1920 г., сообщалось: «Пусть груды пепла служат ему [врагу] трофеями» 18 .
В ночь с 31 мая на 1 июня 1920 года Николаевск-на-Амуре был подожжён, каменные здания были взорваны.
Перед уходом в тайгу в радиограмме, посланной в полдень 1 июня, Тряпицын оповестил об этом весь мир:
«Всем органам власти на Дальнем Востоке и Российской Федеративной Советской Республики. Говорит радиостанция RNL из Николаевска-на-Амуре, 1 июня 1920 год. Товарищи! В последний раз говорим с вами. Оставляем город и крепость, взрываем радиостанцию и уходим в тайгу. Все население города и района эвакуировано. Деревни по всему побережью моря и в низовье Амура сожжены. Город и крепость разрушены до основания, крупные здания взорваны. Все, что нельзя было эвакуировать и что могло быть использовано японцами, нами уничтожено и сожжено. На месте города и крепости остались одни дымящиеся развалины, и враг наш, придя сюда, найдет только груды пепла…» 19 .
Через 15 минут после отправки радиограммы в эфир Николаевская радиостанция взлетела на воздух…
Но эвакуировать всех жителей города было невозможно. Около пяти тысяч человек отправили вверх по реке Амгунь, до посёлка Керби (ныне посёлок имени Полины Осипенко), там их планомерно уничтожали. Всех оставшихся в живых гимназисток и молодых девушек старше 14 лет партизаны увели с собой. Старшая сестра писателя Дмитрия Нагишкина с мамой, которая выхлопотала пропуск через знакомого партизана из местных, выехали в Керби. Нине Нагишкиной(Колесниковой) было 13 лет, таким разрешалось эвакуироваться вместе с родителями, но по совету капитана они вышли раньше в посёлке Гугу. Тем и спаслись 20 .
Каждый чувствовал себя обречённым. Избивали сотнями - днём и ночью. Врачам, фельдшерам, аптекарям не давали прохода: «Дайте яду! Умоляю - яду!». Об этом вспоминают уцелевшие.
«В казармы забирали девушек-гимназисток. Насиловали и большинство убивали. По распоряжению Нины Лебедевой выдавали из тюрьмы женщин и девушек партизанам - на потеху. Ловили женщин по городу, предъявляли мандаты и уводили женщин к себе в казармы. Потом - на Амур. Убивали детей, даже грудных. Привязали одной женщине четверых ее маленьких детей - по одному к каждой руке и ноге - и утопили всех пятерых. Били детей из того соображения, что с детьми будет трудно в тайге, во время отступления на Керби». А также потому, что «дети буржуев тоже буржуи — только маленькие», свидетельствует бывший делопроизводитель в штабе Тряпицына — К.А. Емельянов
Казни производились специальными отрядами из преданных Тряпицыну русских партизан, корейцев и китайцев.
Среди расстрелянных большевиков оказался, вместе со своим 16-ти летним сыном, Будрин, командир горно-приискового полка, взявший на себя командование после ранения Тряпицына, которого он вынес из боя на руках. Впоследствии это будет особо поставлено Тряпицыну в вину на «суде 103-х».
Тряпицын открыто говорил, что три четверти населения города состоит из контрреволюционеров и притаившихся гадов . На заседаниях созданного облисполкомом полномочного военно-революционного штаба он и Лебедева кричали: «Террор! Террор без жалости!» — и делали предписания начальникам комиссариатов и учреждений спешно ликвидировать врагов. В этом они видели неизбежную логику классовой борьбы. Официально это называлось: «Принести жертвы на алтарь победы». П. Виноградов, возглавлявший следственный отдел у Тряпицына, в своих воспоминаниях указывает, что Тряпицын хорошо знал декрет СНК от 5 сентября 1918 г. «О красном терроре».
На том же заседании Военревштаба составили поскрипционные списки, материалом для которых послужили заранее затребованные сведения от всех комиссариатов. По спискам уничтожению подлежало около трёх с половиной тысяч человек…
Сейчас доступны копии документов из дальневосточных архивов. Они однотипны и подписаны Тряпицыным и Лебедевой или членами военревштаба.
Приведу лишь некоторые:
№ 86. 23/У 1920 года.
Лазарево.
Шимонову
Немедленно приступите к уничтожению всех жилых помещений по побережью всё нужно сжечь как-то рыбалки и бараки и проч. Тряпицын. Нина Лебедева. (пунктуация и орография сохранены).
*
№ 218. 25/У 1920 года
Тов. Яхонтову —
Военно-Реводционный Штаб предписывает Вам раскрыть и уничтожить все контр-революционные элементы против Советской власти, находящиеся в Комиссариате в срочном порядке -
За Председателя Ревштаба тов. Железин. Секретарь Ауссем.
*
Л.71.
№ 210. 24/У 1920 года
Товарищам Бельскому и Фраерману
Военно-Революционный Штаб предписывает Вам раскрыть и уничтожить все контр-революционные элементы в составе Союза Профессиональных Союзов. — За Председателя Железин. Секретарь Ауссем
21 .
Люди и судьбы
Руководитель Николаевского ревкома в конце 1920 года отмечал, что во время зачисток всех этих рыбалок и поселений, «когда поплыли по Амуру и Амгуни [убитые] жены, дети партизан, их отцы, матери, народ восстал и сверг Тряпицына» 22 . 7 июля 1920 года там же, в посёлке Керби, против Тряпицына восстала группа партизан во главе с Иваном Андреевым.
Тряпицына и его сообщников арестовали, началось спешное документирование их зверств. Составлялись протоколы на выловленные трупы из озёр и рек. «У женщин были отрезаны груди, у мужчин - раздроблены ядра. У выловленных трупов были голые [оскальпированные] черепа».
8 июля начался «суд 103-х» (по числу представителей партизан и уцелевших жителей Николаевска). Тряпицына и его сообщников судили «за нарушение революционной законности, превышение власти и бандитизм». 23 человека приговорили к смертной казни и ттут же расстреляли 23 . Среди расстрелянных была беременная Нина Лебедева, у неё потом нашли фотокарточку Тряпицына с надписью: «Нинке от Яшки-бандита».
Кары удалось избежать О.Х. Ауссему; впоследствии он стал видным советским дипломатом и умер в 1929 году от болезни.
Повезло и Ивану Яхонтову, который стал чекистом; он стоял у основания города Магадан в 1929 году.
Комиссар Рувим Фраерман был послан Тряпицыным в Якутск для укрепления Советской власти, благодаря чему и спасся. Он стал известным детским писателем. Самое известное его произведение «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» (1939) высоко оценил А. Толстой. Там, кстати, во всех подробностях описан, но не назван, Николаевск-на-Амуре, каким он был 33до уничтожения, хотя действие повести происходит позже, уже в советские годы.
О том, что произошло в Николаевске в 1920 году, писатель Фраерман, прожив еще 52 года, не написал ни-че-го ! Даже для себя, даже в стол…
Зато о комиссаре Фраермане написал К. Паустовский в повести «Бросок на юг» (1961). Упоминая о городе, умывшемся кровью, он, что тоже характерно, ничего не сказал по существу:
«Дальний Восток пылал. Японцы оккупировали Приморье. Партизанские отряды дрались с ними беспощадно и беззаветно. Фраерман вступил в отряд партизана Тряпицына в Николаевске-на-Амуре. Город этот был похож по своим нравам на города Клондайка. Амур походил на море. Вода курилась туманами. Весной в тайге вокруг города зацвели саранки. С их цветением пришла, как всегда неожиданно, большая и тяжкая любовь к нелюбящей женщине. Я помню, что там, в Батуме, (в 1923 году. — И.Л. ) после рассказов Фраермана я ощущал эту жестокую любовь как собственную рану.
Я видел всё: и бураны, и лето на море с его дымным воздухом, и кротких гиляцких детей, и косяки кеты, и с оленьими глазами удивлённых девочек.
Я начал уговаривать Фраермана записать всё, что он рассказывал. Фраерман согласился не сразу, но писать начал с охотой. По всей своей сути, по отношению к миру и людям, по острому глазу и способности видеть то, что никак не замечают другие, он был, конечно, писателем». Так, с лёгкой руки Паустовского, «в литературу вошёл ещё один молодой писатель, отличавшийся проницательностью и добротой».
Но о гибели Николаевска-на-Амуре в связи с книгой А.Я. Гутмана написал «с волнением и ужасом» в 1926 году Александр Куприн.
Его статья заканчивается словами:
«Так это вот и есть завоевания революции? Это и есть священный гнев народа? И наконец, разве такие же бредовые картины не могут повториться с буквальной точностью при новом грозовом ветре?». Он также упоминает медицинский акт, составленный по поводу нахождения женских трупов, плывших по реке Аргуни. «Я не осмеливаюсь цитировать здесь извлечения из этой официальной бумаги. Это такое гнусное надругательство над женским телом, живым и мертвым, которое не придет в голову даже самому дьяволу. Что же? И это также - крик мести народной?».
Из истории моей семьи
Верхний ряд
слева направо: Гергий – студент Томского университета, авиаинженер, репрессирован. Александр – студент Томского университета (писатель Илья Чернев) – дети от первого бракамоего овдовевшего деда. Сын Михаил – убит во время Николаевских событий.
Нижний ряд
: мой отец Сергей Леонов, Нина — убита во время Николаевских событий, мой дед, Андрей Иванович Леонов, управляющий золотым прииском. Убит во время Николаевских событий. Виктор – художник-самоучка, всю войну воевал в пехоте. Большая и дружная семья. Вероятно, в менее бурное время её жизнь сложились бы по- другому.
Моего деда, Андрея Ивановича Леонова, крестьянина из забайкальского старообрядческого села Никольское, рыбака, старателя, потом управляющего одного из золотых приисков, в марте 1920 года — в разгар Николаевских событий — зверски убивали на глазах его семьи. С тех пор Сергей Леонов, мой будущий отец, начал заикаться. Но ему и его другу Дмитрию Нагишкину удалось тогда с группой беженцев уйти из города — они шли по амурскому льду.
Моя бабушка Елизавета Сергеевна Леонова, очень красивая, синеглазая, с густыми чёрными волосами, полностью поседела в 33 года. Двое сыновей моего деда от первого брака, Александр и Георгий, спаслись тем, что в это время учились в Томском университете.
Моя бабушка с моим годовалым отцом.
«В последние дни, когда город уже горел, не успевшие убежать или выехать из города жители столпились на пристанях в ожидании перевозочных средств. Ищущие спасения от огня не знали, что под пристанями заложено большое количество взрывчатого вещества. Партизаны придумали для себя новое наслаждение: взорвав пристани, на которых находилось много народа, они могли видеть, как вверх летели искалеченные трупы, сломанные балки, доски, бревна, окрашенные кровью русских людей, ожидавших свободы, равенства и братства» 24 , — свидетельствует Емельянов.
В этой толпе на пристанях столпилось около 500 человек, среди которых были моя бабушка, Елизавета Сергеевна Леонова, и другие её дети: младший сын Виктор 9-ти лет, дочь Нина 10-ти лет и старший сын Михаил 15-ти лет. По тем, кто уцелел от взрыва, был открыт огонь. Нина и Михаил были убиты на месте. Бабушке с Виктором удалось спастись.
Они с большими трудностями добрались до Хабаровска, незадолго до этого разрушенного японцами. В Хабаровске бабушка работала сначала подённо, потом, когда жизнь немного наладилась, — судомойкой.
Участь выживших жителей Николаевска оказалась незавидной. Кто-то стал беженцем в Благовещенске, Хабаровске, Владивостоке, кто-то мыкался на чужбине - в Японии, Китае, Америке, Австралии…
Для свидетелей разгула тряпицынщины, оставшихся в СССР, было характерно вынужденное молчание. Так, в опубликованных биографиях писателя Дмитрия Нагишкина нигде, даже в воспоминаниях его сестры, не говорилось о том, что он жил и учился в Николаевске. (Самый известный его роман — «Сердце Бонивура» (1953) — о героической жизни и трагической гибели комсомольца-партизана, боровшегося за Советскую власть в Приморье.) Отсутствует и упоминание о Нагишкине среди известных имён, приведённых на сайте истории города. Притом одна из улиц Хабаровска носит его имя.
В многочисленных публикациях, описывающих творческий путь выдающейся оперной певицы, самой яркой звезды Большого театра в 1930-50-х годах Веры Александровны Давыдовой о её детстве в Николаевске в 1920 году упоминалось лишь вскользь либо замалчивалось. Только по крупицам можно теперь восстановить тяжкий путь её бегства из Николаевска в Благовещенск, куда они с матерью, чудом вырвавшись из партизанского плена, добрались оборванные и голодные.
В 1925 году в Хабаровске выходила краевая газета «Тихоокеанская звезда», крупнейшая на Дальнем Востоке, которая (что теперь кажется невероятным) имела собственных корреспондентов в Берлине, Праге, Шанхае, Харбине, Токио. Из США в газету слал свои статьи футурист Давид Давидович Бурлюк. В этой газете работал ведущим репортёром старший единокровный брат моего отца Александр Андреевич Леонов, в дальнейшем ставший незаурядным писателем (автор трилогии «Семейщина», литературный псевдоним «Илья Чернев»); он-то и устроил отца в газету курьером. А через шесть лет отец стал уже журналистом.
В «Тихоокеанской звезде» служил и Дмитрий Нагишкин. Они с моим отцом были очень дружны, поддерживали друг друга. Сближала их не только учёба в одном реальном училище в Николаевске-на-Амуре, не только похожая судьба, но и общая тайна. Они были свидетелями того, о чём тогда лучше было не заикаться.
В 1935-36 годах в редакции работала командированная из Москвы бригада писателей: Фадеев, Павленко, Антал Гидаш (венгр, женатый на дочери Бела Куна), Гайдар и его близкий друг Рувим Фраерман 25 . И конечно, ни моему отцу, ни Нагишкину совсем не хотелось делиться с Фраерманом, бывшим комиссаром правительства Тряпицына, воспоминаниями.
Было опасно рассказывать о том, как им удалось вырваться из города, о реальном училище, взорванном и сожженном наряду с 1165 жилыми постройками разных типов — это почти 97 процентов всего жилого фонда Николаевска! Погибли храмы всех конфессий, административные и промышленные здания, магазины, больницы, библиотеки, три кинотеатра, кафе… Погибли рыбалки — рыбопромысловые артели, одну из которых организовал мой дед, Андрей Иванович Леонов, прииски, на одном из которых он стал управляющим, и проч 26 . До уничтожения Николаевск был процветающим купеческим городом - центром рыбопромышленности и золотодобычи, вторым по значению портом Дальнего Востока.
В свою очередь Фраерман, считаясь беспартийным, никогда не рассказывал о том, как комиссарил при правительстве Тряпицына,о том, что был когда-то членом партии большевиков и основал в Николаевской коммуне партийную ячейку.
Многие выжившие жертвы партизан, как, впрочем, и сами бывшие партизаны, в 1930-е годы оказались в категории «врагов народа». Когда в редакции начались повальные чистки, мой отец и Нагишкин узнали, что готов приказ об их увольнении. За увольнением обычно следовал арест. Они скрылись у брата Дмитрия — лесничего. Но по-настоящему угроза отступила из-за невероятных событий, случившихся тогда.
Начальник УНКВД Дальневосточного края Генрих Самойлович Люшков (выдвиженец расстрелянного Ягоды, но продолжавший сохранять прочные позиции благодаря поддержке нового наркома НКВД Ежова) 13 июня 1938 года, испугавшись ареста, осуществил побег в Маньчжурию.
Этот комиссар государственной безопасности 3-го ранга, депутат Верховного Совета СССР уходил к японцам под легендой встречи с важным секретным агентом советской разведки, уходил демонстративно, открыто, в парадной форме, с орденом Ленина на груди, под охраной начальника погранзаставы.
Он приказал пограничникам отойти в глубь советской территории и через час быть готовыми прикрыть его возвращение. Но пограничники так его и не дождались. А через месяц в японской прессе появилось официальное сообщение о том, что Люшков попросил у японцев политическое убежище.
Таким образом, все арестованные по приказу Люшкова и те, кого собирались, но не успели арестовать, оказались жертвами предателя и врага народа, а следовательно, оклеветанными и невиновными. Так судьба второй раз даровала мне шанс появиться на белый свет, ведь в первый раз на месте убитых брата и сестры моего отца мог оказаться он сам.
Нет событий без следа
Председатель ВСНХ СССР Феликс Эдмундович Дзержинский и заместитель наркома иностранных дел Литвинов Максим Максимович Литвинов подписывают с адмиралом Сигецуру Накасато концессионный договор на добычу нефти и угля на Сахалине сроком на 45 лет (до 1970-го года!). Москва, 24 декабря 1925 года.
События, происходившие весной 1920 года в низовьях Амура и названные впоследствии «Николаевским инцидентом», — не рядовой эпизод Гражданской войны. Вопрос о нём поднимался на трёх международных конференциях: Вашингтонской 1921-1922 гг., Дайренской 1921-1922 гг. и Чанчуньской 1922 года, на которых Япония использовала Николаевский инцидент как повод продления интервенции.
В апреле 1920 года японские войска оккупировали Северный Сахалин, присоединив его к Южной части острова, полученной Японией после победы в Русско-японской войне 1904-1905 года. В Декларации от 3 июля 1920 года Япония заявила, что ее войска не будут выведены с Северного Сахалина до тех пор, пока Россия не признает своей полной ответственности за гибель японцев в Николаевске и не принесёт письменных извинений. Сразу же после этого заявления оккупированные ими районы Приморья, Приамурья и Северного Сахалина были превращены в базу для нападения на Камчатку, где японцы захватили к 1922 году 93 % всех рыболовных участков. На Сахалине их целью было овладение запасами нефти и угля.
Вследствие этого Гражданская война в РСФСР, об окончании которой Ленин объявил на VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 года, затянулась на Дальнем Востоке до октября 1922-го, а японская оккупация Северного Сахалина продолжалась до декабря 1925 года.
Но Япония уходить не собиралась и требовала компенсации за Николаевский инцидент в виде предоставления ей концессии в этой части острова и письменного извинения советской стороны. Всё это она получила. 20 января 1925 года был заключен т.н. Пекинский договор о взаимоотношениях Японии и СССР. На основании этого договора были подписаны контракты о предоставлении Японии угольной, а потом и нефтяной концессии.
Япония воевала с СССР (озеро Хасан, Халхин-Гол) на сахалинской нефти и выплавляла металл на сахалинском угле. Только в 1944 году в Москве был подписан Протокол о ликвидации японской нефтяной и угольной концессий на Северном Сахалине и передаче советской стороне всего концессионного имущества японской стороны. При оставлении Северного Сахалина японцы затопили и разрушили многие шахты, уничтожили жилой фонд.
Таковы печальные итоги Николаевского инцидента.
Примечания
1 Текст телеграммы см. здесь: .
2 Зелёные и идеология .
3 Полный текст договора см. в: Булатов Д.
Партизанское движение в низовьях Амура в 1918-1920 гг.// Дальистпарт: Сб. материалов по истории революционного движения на Дальнем Востоке. Кн.1 - Чита; Владивосток: Кн. Дело, 1923. С.118-119.
4 Колесникова Нина.
Дуновение жизни. .
5 Тряпицын, Яков Иванович. https://ru.wikipedia.org/wiki
6 Тепляков А.Г.
Суд над террором: Яков Тряпицын и его подручные в материалах судебного заседания. http://rys-strategia.ru/publ/1-1-0-273
7 Тепляков А.Г.
.
8 Смоляк В.Г.
Междоусобица. По следам нижнеамурской трагедии. Хабаровск, 2008.
9 Емельянов Константин А.
Люди в аду. (К 20-летию гибели Николаевска-на-Амуре) Шанхай:1940. Переиздание
: Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2004. Под науч. ред. Т.А, Губайдулиной и А.А. Хисамутдинова (предисл. и коммент.). Яков Лович (Дейч), редактор книги «Люди в аду» и автор предисловия, после расстрела Емельянова издал литературную версию его записок под названием «Враги»; книга стала бестселлером в Русском Зарубежье. Её можно найти в Интернете.
10 Гутман А.Я.
Гибель Николаевска- на-Амуре. Страницы из истории гражданской войны на Дальнем Востоке. Берлин, 1924. Только в 2010 году, к 90-летию Николаевской трагедии, Дальневосточная государственная научная библиотека пополнилась электронной версией этой книги.
11 Там же.
12 Протоиерей Николай Спижевой.
Николаевская трагедия. (К 90-летию трагических событий на Нижнем Амуре. // Перекличка (журнал РОВС). 2010, №13-14. http://rovs.narod.ru/Pereklihka_13-14.pdf
13 Емельянов Константин А.
Люди в аду…
14 Емельянов Константин А.
Люди в аду…
15 Гутман А.Я.
Гибель Николаевска-на-Амуре…
16 Тепляков А.Г.
.
17
18 Смоляк В.Г.
Междоусобица…
19 Юзефов. В.И.
Годы и друзья старого Николаевска. Сборник очерков и новелл о Николаевске. Хабаровск, 2005. В книге приводится полный список сожженных и взорванных зданий города.
20 Колесникова Нина. .
21 - блогер, первый серьёзный и авторитетный исследователь николаевских событий из потомков жертв тряпицынщины.
22 Тепляков А.Г. над террором.
23 Протокол «Суда 103-х» см. в: Смоляк В.Г.
Междоусобица…
24 Емельянов Константин А.
Люди в аду…
25 Время. Газета. Люди.«Тихоокеанской звезде» - 50 лет» [Сборник]. Хабаровск, 1970
26 Список сожженных и взорванных зданий города см. в: Юзефов В.И.
Годы и друзья старого Николаевска…
Как резня, устроенная 96 лет назад красными партизанами в Приамурье, изменила ход Гражданской войны
В связи с приближением столетней годовщины Октябрьской революции (или переворота – кому как больше нравится) у многих россиян возрождается интерес к событиям той поры и последовавшей за этим Гражданской войны. Некоторые из них были настолько неординарными и ужасающими, что на протяжении десятилетий советская власть скрывала правду от широкой общественности.
К примеру, тайной за семью печатями долгое время оставались похождения красного командира Якова Тряпицына на Дальнем Востоке и учиненная им расправа с городом, который сегодня носит имя Николаевск-на-Амуре, а сто с лишним лет назад назывался просто Николаевском. А ведь этот человек занимал видное положение в партизанском движении и борьбе с белогвардейцами и интервентами на тихоокеанской окраине России.
Свой последний поход к устью Амура Яков Тряпицын начал именно из Приморья в конце 1919 года. И все последовавшие за этим события не только повлияли на судьбу Владивостока и многих живших здесь людей, но и отразились на течении Гражданской войны в целом. Ведь сразу после Николаевского инцидента, весной 1920 года, японцы отказались от нейтралитета. В ночь на 5 апреля 1920-го во Владивостоке были арестованы и позднее уничтожены местные лидеры большевистской организации Сергей Лазо и Всеволод Сибирцев, а также российский разведчик-японист Алексей Луцкий.
Корреспондент «В» с помощью историка и флотского офицера, сотрудника Военно-исторического музея ТОФ Юрия Сыромятникова, а также доктора исторических наук профессора Бориса Мухачева (к сожалению, недавно ушедшего из жизни) попытался воссоздать события той поры.
Из тех, кто Зимний брал
Жизненный путь Якова Тряпицына до 1917 года не был ничем примечателен. Родился он под Владимиром в конце позапрошлого века. Рано отправился на заработки – помощником машиниста в депо судоверфи «Мордовщик» на берегу Оки. В 1916-м был призван на воинскую службу. Поначалу служил в тылу, в лейб-гвардии Кексгольмском полку в Петрограде. Потом попал на фронт. Дослужился до звания унтер-офицера. За личную храбрость был награжден Георгиевским крестом (по некоторым данным, даже двумя).
В октябре 1917-го Яков Тряпицын оказался в Петрограде и в составе своего полка принимал участие в штурме Зимнего дворца. Сослуживцы позднее вспоминали, что он стал одним из наиболее активных и даже жестоких главарей различных солдатских фронтовых комитетов и не раз участвовал в расправах над офицерами.
В начале Гражданской войны ярый революционер Тряпицын отправился на Дальний Восток, но был схвачен в Иркутске контрразведкой белогвардейцев. Впрочем, каким-то образом ему удалось выбраться из тюремных казематов и бежать.
В итоге Яков сумел добраться до Приморья. Здесь он сколотил собственный партизанский отряд (или банду?), совершал смелые налеты на поезда и селения, находившиеся под властью белых. Здесь же и прославился своей исключительной жестокостью и расправами – как над пленными, так и над мирным населением.
Сплавили на Амур
Довольно быстро Яков Тряпицын добился признания как один из лидеров местных партизан с серьезными властными полномочиями. Поэтому ему было поручено возглавить партизанское движение в низовьях Амура. А заодно отбить у белогвардейцев город Николаевск.
Уже тогда товарищи по партизанскому движению утверждали, что управлять действиями этого красного командира, а скорее анархиста, было делом нелегким. До тех пор пока он действовал против белых, он был одним из своих. Но никто не знал, кем он будет после победы над белыми.
А вот как описывали сослуживцы боевую подругу Тряпицына Нину Лебедеву и его самого: «В 1920 году, после занятия Владивостока отрядами Красной армии, в дела Лазо активно вмешиваются его бывшие союзники – анархисты Яков Тряпицын и Нина Лебедева, которая исполняла обязанности начальника штаба у Тряпицына. Нина Лебедева отличалась дурным нравом, грубыми привычками с криминальным уклоном, а также хамством и выраженной глупостью. Они объявляют Владивосток cоветской республикой и начинают терроризировать местное население. Криминализация распавшихся частей армии, вышедшей в Приморье из Забайкалья, достигает своего апогея. Большая часть красноармейцев представляет собой бандитов, откровенно занимающихся грабежом, убийствами и насилием».
Поэтому красное командование в Приморье и предпочло сплавить Тряпицына в низовья Амура для установления там советской власти. В сопровождении нескольких партизан в июле 1919 года он отбыл под Хабаровск, командовал небольшим партизанским отрядом в районе станции Корфовской.
Спасение от красных – японцы?
К тому времени Николаевск уже почти год как был оккупирован японскими интервентами (Антанта тихой сапой занимала Дальний Восток). Документ о приглашении японских военных подписали зажиточные и авторитетные жители города – в основном купцы и золотопромышленники – под предлогом необходимости охранять центр золотодобычи Амурского края от бандитов. Потом этот документ и оставленные в нем подписи послужили основанием для расстрела всех подписантов.
В начале 1920 года в Николаевске проживало несколько тысяч человек, население составляли русские и представители местных народностей. Помимо этого, в городе находилось около 300 белогвардейских офицеров и унтер-офицеров, а также размещался японский гарнизон численностью 350 человек из состава 14-й пехотной дивизии императорской армии Японии под командованием майора Исикавы. Под их охраной проживало около 450 гражданских японцев. В городе также находились корейская и китайская колонии, работало китайское консульство. Кроме того, после неудачной попытки пройти по Амуру и выйти в Сунгари в конце 1919 года в Николаевске зазимовал отряд китайских канонерских лодок с коммодором Чэнь Шиином во главе.
Как партизаны занимали города
В январе 1920-го город осадил крупный партизанский отряд численностью в 4 тысячи человек под командованием Якова Тряпицына. В результате мобилизации жителей окрестных сел общая численность партизан увеличилась до 6 тысяч человек (так следует из показаний английского горного инженера Дайера, жившего в Николаевске).
Бои за Николаевск начались 21 января. А 28 февраля японцы заключили с партизанами перемирие, по которому красные могли войти в город. Сразу же по вступлении в Николаевск Тряпицын арестовал несколько десятков белогвардейцев и начал вылавливать и расстреливать наиболее богатых и влиятельных горожан по заранее составленному списку.
Перемирие с японцами некоторое время сохранялось. Однако потом анархисты Тряпицына выдвинули представителям императорской армии ультиматум о сдаче оружия. Из-за этого 12 марта бои возобновились. И закончились полной победой партизан – из-за превосходства в живой силе и вооружении. К вечеру 14 марта главные силы японцев были разгромлены, а 15-го капитулировала их последняя группа.
Большая часть японских солдат погибла в бою, 134 солдата были взяты в плен. Практически вся японская колония – 834 человека – погибла. Из числа иностранных граждан был арестован английский управляющий одного из крупнейших местных рыбных промыслов Джон Фрид, которого затем расстреляли по обвинению в контрреволюционной деятельности. Продолжились аресты среди зажиточных горожан и интеллигенции.
Город сжечь, всех расстрелять
Мартовские события в Николаевске были использованы японской армией для скоординированного нападения на Дальневосточную республику в ночь на 5 апреля по всему Приморью и Приамурью. Как мы знаем, большевистское руководство во Владивостоке оказалось обезглавлено – Сергей Лазо и предположить не мог, что это произошло из-за Якова Тряпицына, с которым он и знаком-то был едва-едва.
А в Николаевск из Хабаровска японцы отправили крупный боевой отряд с миссией возмездия. 22 мая 1920 года ввиду неотвратимости приближения неприятеля Яков Тряпицын начал переговоры с китайским консулом Чжан Вэньхуаном и коммодором Чэнь Шиином о совместных действиях против японцев. Китайцы, несмотря на давление со стороны партизан, отказались принять прямое участие в боях на стороне тряпицынцев.
Не получив военной помощи и от центрального штаба красных в Чите, Тряпицын принял решение уничтожить город и крепость. Незадолго до этого иностранной администрации удалось эвакуировать граждан зарубежных государств – англичан, поляков, китайцев и т. д. – под патронажем китайского консула в поселок Маго, расположенный выше по течению Амура.
Эвакуация началась утром 23 мая, а уже вечером люди Тряпицына приступили к уничтожению города, поджигая и минируя здания. Часть мирного населения была убита по заранее составленным расстрельным спискам, остальных просто выгнали в тайгу. Пленных и арестованных тоже расстреляли.
По оценке прятавшегося в китайском консульстве инженера Дайера, погибло около 4 тысяч жителей Николаевска. Небольшая часть горожан сбежала в Маго под защиту китайских канонерок, и совсем незначительная часть спряталась в тайге. Помимо города и его жителей были уничтожены рыбацкие стоянки вместе с людьми по побережью Амура.
После этого партизаны во главе с Тряпицыным и Лебедевой бежали на запад из догоравшего Николаевска.
За что боролись, на то и напоролись
У таежного села Керби (ныне это поселок имени Полины Осипенко) по постановлению областного исполкома Яков Тряпицын летом того же года был арестован группой красных партизан и предан суду. За массовые расстрелы гражданского населения суд приговорил его к высшей мере наказания. Вместе с ним были расстреляны Нина Лебедева и несколько его ближайших сподвижников. Их похоронили в общей яме (братской могиле) на окраине села.
К чему привела эта трагедия? Остатки населения Николаевска были эвакуированы на Сахалин, в Японию, Китай, Благовещенск и Владивосток. Большая часть города оказалась сожженной, из примерно 4 тысяч домов уцелело не более ста. Также был сожжен ряд сел в окрестностях города.
После этого Николаевск пришлось отстраивать фактически с нуля. А партизанским отрядам понадобился еще почти год, чтобы на Тихом океане закончить свой поход и установить на далекой окраине России советскую власть.